Последний еврей Багдада (СИ)

– Это мой друг. Мы вместе работаем, – также тихо отозвался Фаон.

Вся дальнейшая беседа велась именно с тем расчетом, чтобы не дать себя подслушать. Посетителей на длинных лавках под холщовым навесом, где разместилась троица, было немало. Здесь подавали дешевое вино из овса, к кисло–прелому вкусу которого греки сколько не старались, все никак не могли привыкнуть.

Когда разносчик, он же владелец заведения разливал его из кувшина в кружки, напиток покрывался подушкой пепельной пены, вызывавшей одним своим видом легкий приступ тошноты. Желтовато–коричневая жидкость на жаре почти не утоляла жажду, но быстро пьянила, а именно этого эффекта от нее и ждали. Хлебное вино пили еще и потому, что оно, в отличие от воды, со временем не протухало, и им нельзя было отравиться.

Первую кружку тщедушный информатор проглотил залпом. Смачно рыгнув, он постучал пустым сосудом по столешнице, требуя добавку. Экономить нужды не было. По заведенной уже традиции платила греческая сторона. Как только посуда снова наполнилась, плотник перешел к делу.

– Скоро почти весь гарнизон покинет город, – тяжело выдохнул он.

– Когда? – спросил Фаон.

– Точно не скажу. Все повозки и фургоны приказано отремонтировать за три дня. Никогда еще не было столько работы. Готовятся к походу. Срочно заказали новые телеги, для перевозки фуража. Значит, точно посуху пойдут. Не по реке.

– Фураж только для лошадей? – задал вопрос Элай.

– А я знаю?! – пожал плечами Воска. – Сено берут, овес, отруби, морковь... Ах да! Бурдюки для воды дополнительные закупили. Аж триста штук! Значит, пойдут и по пустыне.

Младший из греков бросил взгляд на старшего. Тот едва заметно кивнул, давая понять, что все ясно. В отличие от греческой армии, которая, по традиции, сама себя обеспечивала в походе в зависимости от обстоятельств и политической целесообразности то грабя местное население, то покупая у него провиант и фураж, в персидской о пропитании военачальники заботились заранее. Если от эллинского архонта³⁹ солдаты получали лишь деньги и ждали либо договоренности с населением об организации базара, где все и покупалось, либо, что воспринималось с неизмеримо большим восторгом и рвением, разрешения самим пройтись по окрестностям в поисках добычи, то от персидского военачальника ждали полного довольствия. А это значило, что за персидской армией следовал обоз в несколько раз больший, чем за греческой. Таким образом, узнать о подготовке к выступлению персов, по косвенным признакам, было гораздо проще.

Элай и Фаон знали численность расквартированной в Вавилоне кавалерии. Даже с учетом прибывших недавно бессмертных лошадям столько воды, сколько можно было налить в триста бурдюков, не понадобится. Из этого можно было сделать вывод, что слоны тоже уходят. И пойдут они дальше на север также, как и вся остальная армия по дороге, а не поплывут по реке. Большую часть провианта для них повезут отсюда – из Вавилона, места, где такой объем можно без труда закупить.

Получается, что действовать предстояло быстро. И первым делом, надо решить, отправится ли армия вместе со слонами, то есть будет ли она их охранять, и когда отправится отряд бессмертных. Станут ли они держаться вместе с остальными войском, или, как элитные части, полные снобизма, предпочтут держаться в стороне от всех.

Элай как раз обдумывал, какие еще уточняющие вопросы следовало задать Воске, как вдруг его размышления были прерваны божественным звуком. Звонкий и одновременно невероятно глубокий он лился, многократно отражаясь от каменных стен и сводов, дрожа и пульсируя подобно журчанию полноводного весеннего ручья. Грек оцепенел. Сопротивляться чарующей мелодии не было никаких сил. Его воля была парализована.

Наверное, именно так пели сирены, заманивая корабли на камни. Тем удивительнее было то, что никто другой, похоже, не замечал в происходящем ничего сверхъестественного. Торговцы и ремесленники, горожане и сельские жители, оборванцы и щегольски разодетые богачи продолжали, как ни в чем не бывало, заниматься своими делами, не видя, что здесь, на площади происходит нечто, к чему, вне всяких сомнений, приложили свою руку боги.

Элай завертел головой в поисках поющей и увидел ее на противоположной стороне улицы. Это была та самая египтянка, которая убитая горем приходила к управляющему Эгиби умолять о помощи в поисках дочери.

Сейчас она стояла, прижавшись спиной к стене, высокая, стройная и по–прежнему гордая. Изрядно выцветший плащ траурного, голубого цвета был перехвачен под изящно очерченной грудью широким поясом и едва заметно расширялся на бедрах. Мимо брели прохожие, но египтянка смотрела поверх их голов и, казалось, совсем не замечала людей.