Последний еврей Багдада (СИ)

– Мы пробили фундамент, – произнес инженер и развернул прямо на алтаре свиток, – все как и было предсказано. Вот здесь – цепочка камер, часть из которых затоплена водой, а кругом идет коридор.

На схеме был начертан план какого–то большого квадратного строения. Фансани внимательно посмотрел на рисунок.

– Прекрасные новости, – воодушевленно воскликнул он.

– Это еще не все. Мы слышали его рев. Совсем близко. Шагах в десяти, вряд ли дальше. Теперь мы знаем, в какую сторону нам продолжать копать. День, может – два, и мы до него доберемся.

– Видите, я был прав, – обратился Фансани к жрецам, – архивы Эгиби не обманули нас. Еще немного и мы обретем путь к бессмертию, к вечному блаженству на полях камыша. Проверьте сети, проверьте, готова ли лодка и клетка на ней. Когда настанет этот торжественный час, все должно пройти гладко. Как только все случится, немедля посылайте за мной. Я буду ждать. А сейчас, Азибо, возвращайся назад и продолжай работу.

Землекоп поклонился, схватил с алтаря план–схему и стремительно вышел.

– Расходимся, – обратился управляющий к оставшимся.

– Один только вопрос, начальник, – отозвался старший из жрецов, который в храмовой иерархии был вторым человеком после Фансани, – город будоражат слухи о секте. Сегодня приходили от Сорбона, чего–то разнюхивали и рабочих расспрашивали. Не ровен час нагрянут с обыском. Надо что–то делать!

– Гоните всех прочь, – раздраженно воскликнул Фансани, – вопрос с Сорбоном я решу.

Глава XXX. Вот и познакомились

Все мы, святые и воры,

Из алтаря и острога,

Все мы – смешные актеры

В театре господа бога.

Николай Гумилев, «Театр»

Ведущий аукциона не торговал, а лицедействовал. Этот человек безраздельно владел вниманием толпы. Она отвечала хохотом, когда он глумился над живым товаром или подшучивал над чуть замешкавшимся покупателем, грустно умолкала, когда призывал проявить жалость к несчастному рабу–ребенку и не дать ему попасть в руки "вон тех волосатых варваров" и похотливо подвывала, когда со знанием дела оценивал размер бюста или бедер молодой невольницы.

Он воображал себя актером: то комедийным, то трагическим. Обстановка этому способствовала. Происходило все в театре. Его построили лет двести назад в склоне холма сразу за восточной стеной первые переселившиеся сюда эллины. По прямому назначению строение использовалось лишь дважды в год, а в другое время сдавалось в аренду всем желающим.

– И еще один лот. Внимание! – аукционист схватил очередную табличку с текстом и в экстазе подпрыгнул, – редкий товар в наших краях. Индус. Не великан, с виду щуплый, но справлялся со слоном. Что это такое, спросите вы меня? Полно вам придуриваться! Весь город только и болтает об этих гигантах, привезенных к нам на погибель македонскому узурпатору. Я видел их мельком: здоровенные такие твари.

Театр притих, разглядывая чужеземца, а ведущий соскочил со своего места и зашагал по кругу.

– Кто купит бывшего погонщика? Ну же?! Он наверняка хорош в уходе за животными.

– Он буйный. Он же убил двоих, – вяло выкрикнул кто–то с задних рядов.

– Посадите его на цепь, – тут же отозвался аукционист, – непокорность для "говорящего орудия", не рожденного в неволе – это обычное дело. Но только поначалу. Мне ли вас учить? Ну или кастрируйте его. Получите тот же эффект, но только быстрее. Хотя мне лично было бы жаль лишать этот лот части мужского достоинства. Оно у него весьма достойное.

Ведущий подошел к индусу, руки которого были перетянуты за спиной веревкой, и сорвал с него набедренную повязку.

– Вот, полюбуйтесь!

С трибун послышался одобрительный свист, перешедший вскоре в завистливый гул.

– Присутствующие дамы, думаю, оценят, – несостоявшийся актер опустился на одно колено, всем своим видом показывая, что тоже восхищен. – Впрочем, почему только дамы? Некоторых мужчин, я знаю, такое также приводит в восторг!

В толпе кто–то фальцетом захихикал, и этот услышанный благодаря прекрасной акустике смешок, породил лавину хохота, которая тут же раскатилась по театру.

– Полно, полно! И я имел в виду всего лишь то, что этого раба можно подарить жене и он, когда вы устали или в отъезде, будет за вас исполнять супружеские обязанности.

Трибуны надрывались со смеху.

– Но мы заболтались, – жестом призвал всех к спокойствию ведущий, – начнем торги. Первая ставка – подрахмы. Две... Три... Кто больше? Четыре – женщина в третьем ряду. Пять – мужчина на галерке.

Аукционист выкрикивал фразы, задрав голову и глядя на задние ряды. Именно там, наверху, вдали от сцены, в прохладной тени навесов находились наиболее престижные места, и именно оттуда стоило ожидать самых высоких ставок.

– Десять – дама слева. Мужчина – пятнадцать. Дама снова двадцать. Чем ответит господин? Господин говорит тридцать!