Последний фаворит (Екатерина и Зубов)

– Стойте. Опомнитесь, сумасшедший мальчик! Не теперь, после… Сейчас может прийти она… я жду ее… Придите в себя, оправьтесь… Помните, какая участь постигла Корсакова и графиню Брюсову за такую же оплошность… Ага, испугался. Ну и сидите паинькой. Верю вам и так, без сильных доказательств, что вы не забудете моих услуг, моей помощи… и постараетесь не остаться в долгу… Я признательных, сердечных людей люблю. А вам буду тем полезнее, что светлейший, наверное, пойдет против вас. Он привык, чтобы и в сердечных делах здесь глядели из его руки, брали того, кого он укажет. А нам надоело. Хочется сделать собственный выбор… Вот и подтянитесь… Как излишняя скромность может быть вредна, так опасна особая развязность… Вы эту прыть покажете с Протасовой, когда придет время… Оно и будет передано по адресу. А мы с вами еще будем видаться, надеюсь… Пригладьте ваши волосы… Пудру сотрите на мундире… вам попало с моей прически… Так… Тсс… вот, кажется, Мистер Том изволит лаять. Взгляните в окно… Идет… Ну, сидите смирно. Мы никого не ожидаем… Болтаем, как добрые друзья… И…

Оставя французскую речь, Нарышкина закончила по-русски:

– Помните: смелым Бог владеет. Только смелость умной быть должна…

Затем снова залепетала по-французски:

– Скажите откровенно: как нравится вам эта Хюсс? Преплохая актриса. И не красива даже. Удивляюсь, что хорошего нашел в ней господин Морков?

– Здравствуй, Аннет. Не ждала? Я гуляю – и к тебе заглянула. Ты больна, мне сказали. Хотела навестить…

– Я так счастлива, так благодарна, ваше величество… Теперь мне чуть полегче. И вот Платон Александрович оказал внимание: навестил недужную…

– Хорошо. Очень хорошо… Судя по глазам, у вас доброе сердце, господин Зубов… Ты ложись, как лежала, на свое место. Я – тут… садитесь, господин Зубов, если вам не скучно провести полчаса с такими пожилыми дамами…

– Ваше величество!..

– Не согласны со мной? Ну, ваше дело! Я здесь не у себя. Спорить не смею. Пусть мы сойдем за молоденьких… Хотя вам… сколько вам лет? Двадцать с чем-либо будет? А?

– Двадцать два минуло, государыня.

– Счастливый возраст. И мне когда-то было столько же… Только давно… Правда, сердце не верит этому… А зеркало старше всех на свете, всем правду говорит… Приходится его слушать.

– Оно, значит, слепо… Оно не видит ваших глаз, госу…

– Ого!.. Слышишь, Аннет? Мы комплиментов дождались от юноши… Что дальше будет?

– Оно не видит ваших губ… не слышит вашего голоса…

– Моего голоса? Он у меня звучный. Разве только зеркала и не слышат его… хотя дрожат порою… А другим он внятен. Это вы правы, господин Зубов. Но бросим обо мне… Лучше о вас потолкуем… Аннет, что ты стонешь? Опять мигрень?

– Да. Простите, государыня… Я на минуту только удалюсь… Там туалетная вода… Я примочу виски… Одну минуту…

– Мы тебя подождем. Видишь, я не одна: в хорошем обществе. Так думается, глядя на господина ротмистра… Ну-с, говорите: велика ли у вас семья? Брата, пажа, я помню. Прелестный ребенок… Очень на вас похож… Еще братья есть у вас и сестры?

– Четыре нас брата и три сестры. Старший – Николай. Дмитрий за ним. Я и Валериан. Сестра Анна годом моложе. Была Катя, умерла…

Голос Зубова дрогнул слезой…

– Младшая самая – Анна. Девочка еще…

– Большая семья. А ваш отец, если не ошибаюсь, по гражданской службе идет? Вице-губернатором теперь?

– Так точно, государыня.

– Братья женатые, холостые?

– Все еще холосты, ваше величество. У отца достатков особых нет… Сестер придется оделить… Так братья ждут, пока сами что-нибудь заслужат, тогда и насчет семейства думать можно.

– Весьма рассудительно. Редко теперь кто думает и поступает столь осторожно. Больше в брак вступить спешат… А что будет, о том нет мысли… А вы что же не махаетесь ни с кем? Не увлекаетесь? Жениться не думаете? Что покраснели? Это вопрос естественный. А что естественно, в том стыда быть не должно… Красивый, здоровый молодой человек… Я не девица. Со мной можно прямо говорить…

– Нет… Я… Мне не до этих пустяков… Я давно… Во мне все…

– Ну, вижу, смутили вас мои вопросы. Об ином потолкуем. Службой довольны ли?

– Счастлив, государыня, что вам служу… Вдвое счастлив, что могу видеть ту, перед кем все преклоняются… На кого молятся… чье имя благословляют.

– Вы все свое. Не ждала я, чтобы о службе вопрос – и такие горячие отповеди мне вызвал. Да вы поэт. Чай, и стишки пишете?

– Нет, не случалось, государыня… Не тем я занят… Мечты не те мои…

– Мечты? Значит, мы мечтать любим? Интересно. О чем же ныне мечтают молодые люди? Военные особливо? О сражениях, поди? О славе? О победах? Чтобы все величали и знали ваше имя? Да?

– Бывает и это, государыня. Но иное мне чаще снится…

– Даже снится… Ну, коли охота, поведайте и мне, какие сны вам грезятся. Я охотница слушать чужие сны… если красивые они… необыкновенные. А, судя по вашим веселым, живым глазам, по виду по всему, сны у вас должны быть интересны. Говорите, послушаем…

Свободней усевшись в кресле, Екатерина слегка откинулась назад, чтобы лицо Зубова было ей лучше видно.

– Разное снится мне, ваше величество. А чаще других – один сон… Вот словно и наяву я вижу его… Неотвязный… Видится мне…