Последний фаворит

Недавний гвардии подпоручик не на шутку возомнил о себе как о единственном хозяине всего высшего управления и стал рассылать лаконические приказы и мемории, сходные с рескриптами, даже по адресу героя Рымника и Кагула, самому Суворову в его белый домик на берегу Днепра в новом городке Херсоне.

При всех чудачествах Суворов был тонким дипломатом и не любил бороться с придворными «лукавками», как он выражался. Но тон Зубова показался невыносим для старика.

Среди самых счастливых удач бывает перемежка. Светлые годы прорезаются темными днями.

Один такой день в счастливом году выпал и для Зубова.

В середине сентября 1793 года Зубов, раздраженный и недовольный, вошел к государыне, держа какие-то бумаги в руке.

– Что, генерал? Или снова неприятности какие-либо? Что там у вас такое? Выкладывайте. А потом и я вам кое-что приятное скажу. Вот и сквитаемся! – И ласково указала фавориту на стул против себя.

– Какие неприятности?! Просто дикость! Подумайте, ваше величество: по званию своему я пишу Суворову разные сообщения относительно новых городов и прочих дел. Пишу, как надо в серьезном письме: коротко и ясно. Знаю, что сам же он не терпит, если «мед мажут по тарелке» – его образное выражение…

– Я знаю, что Александр Васильевич это не про мед говорит. Ну да все равно, дальше. Ты ему пишешь. А он отвечает, конечно?

– Да, но как? Полюбуйтесь… Впрочем, нет, я сам прочту, чтобы не утруждать вас. Извольте прислушать, матушка: «Ваше сиятельство, граф Платон Александрович. Ваше писание от августа тридцатого получил. Что потребно, сделано частью, остальное по возможности будет своевременно совершено. Добавить до сего имею: ко мне штиль ваш рескриптный, указный, повелительный, употребляемый в аттестациях? Нехорошо, сударь. Александр Васильев сын Суворов, граф Рымникский». Что скажете на такую дерзость, ваше величество?

Судя по улыбке, которую Екатерина постаралась сдержать, она не совсем разделяла мнение своего фаворита. Но, словно успокаивая балованного ребенка, мягко заговорила:

– Правда, как неразумно со стороны старика! Хоть ты ему в сыновья годишься и благодаря своим дарованиям, уму и характеру кроткому быстро преуспел, даже очень быстро, но ему помнить надлежит, что чин чина почитай. Хотя бы для внешнего мнения людского. Я буду писать, попеняю старику. Осторожненько, но он поймет. Он не совсем глупый, право, мой друг! Что еще там?

Закусив губы, с деланной улыбкой Зубов обидчиво заметил:

– Конечно… Если так, выходит, я не прав? Зачем так писал герою, старику, которому в сыновья гожусь… Прошу от души прощенья. И перед ним вину свою сознаю. Коли он старше всех у государыни моей… Что ж мне говорить. Я верный слуга, первый подданный, не боле…

– И хорошо, что так мыслишь. Смирением вознесешься. Гордость помехой будет во всем. Помни, Платон. Что там еще за писулька? От кого?

– От графа Воронцова, от Семен Романыча…

– А, кстати. И я вести получила из тех краев. Что он пишет?

– Тоже мне выговор дает. Да еще почище вашего недотроги Суворова. Это уж прямо терпеть невозможно. Коли меня так будут почитать, зачем мне все эти чины и звания? Лучше в неизвестности, да в спокойствии жить…

– Батюшки, философия какая глубокая! И не примечала я за тобою раньше того. Неужели одно письмо из Лондона веселый твой нрав так изменило? Читай и его. Послушаем, что там.

– Вы шутить изволите, ваше величество, а я…

– И нисколько не шучу. Читай, прошу тебя!

– Читать долго будет… Дело такое: писал я графу о некоторой комиссии. Вот собираемся мы на Персию походом… И далее еще. Есть у меня хороший оружейник, англичанин. Индрик его звать. Он пришел ко мне, списочек дал, кого и откуда с его родины вызвать надо. Там, по закону ихнему, таким мастерам от королевских заводов отъезжать нельзя. Да за большие деньги, если умеючи подойти, и бросят службу, потихоньку к нам переберутся. Я о них и писал графу Семену Романычу… Второе, тот же Индрик сбирается сам на время в свою сторону съездить. Соберет там некоторые секретные инструменты и машины небольшие, которые нам тут очень нужны. И думает всё тайком сюда предоставить. Всё я по чести отписал…

– Депешей, шифрами?

– Д-да… то есть нет… Зачем? Почтой, письмом, как обычно…

Екатерина молча покачала головой. Но Зубов, занятый своею мыслью, не заметил этого и продолжал: