Но самое главное — это все-таки погода! Погода — самое загадочное, что здесь есть. Погода местная напоминает коктейль, причем замешанный не в шейкере, как полагается, а в бутылке. (Наверно, это моя подсознательная ассоциация: бутылка-джинн-магия. Кроме того, пустые бутылки во множестве приносили к нашему берегу волны.) Она (погода, а не бутылка) быстро вырабатывает в тебе некую философичность. Если на нее обращать внимание, то можно свихнуться. С утра тебя обрызгает дождичком (но еще несильно), через час будет солнце, причем захреначит сразу градусов под сорок, так что все вокруг пропитается нездоровыми испарениями, и, когда все одеяла и прочий трикотаж педантично будут вывешены на просушку (на специально отстроенной сушилке — авторство принадлежит Игроку, не без изящества вращающего задом в ТВ-заставке «Джей-Севена»), подует ураган, и все придется срочно эвакуировать в дом, иначе унесет ветром и никогда не принесет обратно. (Хотя нет, исключения бывали. Так, после объединения Племен я нашел на соседнем Острове собственные штаны, которые сдуло ветром и смыло волной еще в самом начале Игры.) Ураган, разумеется, принесет грозу с дождем. Из-за этого станет темно на три часа раньше вроде бы принятого. Зато через несколько часов все Племя проснется от зарева пожара. Но это не джунгли горят. А всего-то взошла полная (нашей) крови Луна. Ага! И она будет светить, не давая уснуть, наверно, думая, что тем самым компенсирует нам раннюю темень. Все из атмосферно-природных явлений, которые только можно и нельзя вообразить, здесь запиханы без системы в бутылку и тщательно перемешаны неким местным демиургом. Есть мнение, что это был ДЖА, хотя некоторые из Смотрящих уверены, что не ДЖА, а Люцифер. Но я склоняюсь к первому варианту.
…Разогнался я, разогнался. Наверно, делать на первой же странице заявление о собственной нормальности было преждевременной бравадой. Нормальный человек не начнет рассказывать историю с середины. Начинать надо с начала. (Вода — мокрая.) Хотя что-то там я все-таки успел, на дикой скорости, донести. А может, это опять подсознание. Подсознательно я избежал моментов, описывающих этапы отбора. Иначе ведь не обойдется без того, что я пройдусь по большинству Игроков. В смысле, обругаю их всех грязными словами. А они этого не заслужили. Просто я мизантроп. А самое интересное, что после Игры я с легким даже недоверием обнаружил, что с некоторыми из них я по-настоящему подружился. Остается сделать вывод, что сорок дней Игры как-то повлияли на мою оценочную систему. Не иначе.
Вообще, это одна из задумок Богов, сколь остроумная, столь и подлая (ну вот, опять начал: обвиняю в подлости людей, которые на самом деле просто замечательные, настоящие люди, вдобавок очень и очень ко мне благоволящие), — затолкать на клочок суши размером с носовой платок людей, которые откровенно несимпатичны друг другу. Даже не несимпатичны, а просто ди-а-мет-раль-но противоположны. Никогда не пересекались и тем более не стали бы общаться в нормальной, «той», жизни.
И поставили получившуюся смесь отстаиваться сорок дней. Из мутной жижи выделилась воздушно прозрачная прохладная вода, известное всем вещество всплыло, а на дно легли благородно-матовые самородки…
В общем, читайте. И не стреляйте в пианиста — он играл, как умел.
1
СБ и СК сидели на веранде бара. Навес из пальмовых листьев защищал от лучей солнца, к которым так тяжело привыкать человеку с белой кожей. И если от солнца спасал навес, то от жуткого зноя, усиленного висящей в воздухе влагой, спасти не могло ничто. (Жуткого, конечно, для северянина, приехавшего из другого полушария, из дикой, заснеженной России — индейцы ходили по солнцепеку как ни в чем не бывало, кажется, даже посмеивались над истекающими потом забавными белыми.) Они оба, конечно, бывали на тропических параллелях уже не раз, но так и не привыкли к «эффекту простыни» — только выходишь из самолета, возникает чувство, что твое тело облепила горячая мокрая тряпка. Да и вряд ли можно вообще привыкнуть к тому, что (хотя температура в тени радует стабильными +35оС) одежда никогда не просыхает, пропитываясь влагой из воздуха.
Несмотря на жару, оба пили виски, большие порции которого были налиты в кургузые ста-каны. О стенки стаканов стучали кубики быстро плавящегося льда. Это был единственный звук, нарушавший тишину. Шум Карибов, блестевших между пальм, уже стал привычным, слух за него не «цеплялся», как в Москве не обращаешь внимания на гул машин. Сидевшие в плетеных креслах мужчины смотрели на море, время от времени посылавшее им солнечных зайцев, и изредка перебрасывались малопонятными фразами.