Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II

Однако ж, как «вольво» рванула с места и завизжала тормозами на повороте, он все-таки не заметил, а серо-черный пейзаж за окном слился в один взмах крыла летучей мыши, которое мучительно больно хлестало его по лицу. Так, что он даже жмурился от рези в глазах, и в итоге откинулся назад, уперся в худое острое плечо и резко крутанул руль на себя, развернув машину так, что та носом уперлась в придорожную траву.

— Что ты делаешь?! Так не ездят! — закричала Валентина.

Не было понятно, что больше возмутило вилью, разворот машины или острые длинные ногти, вонзившиеся ей в кожу, или же темные глаза, лишившиеся пьяной дымки и ставшие темнее и холоднее самой ночи, но она так и не сумела прикрыть губы, которые задрожали, будто вилья решила заплакать.

— Неужели это ты?

Ремень безопасности впился в бледную полупрозрачную кожу, натянулся и лопнул — льняная голова тут же упала на затянутую мятой рубашкой грудь вампира.

— Зачем ты вернулась? Я не потерплю больше твоих игр! Ты слышишь?! У меня есть твоя кукла. Мне больше никто не нужен!

— Вернулась? Я никуда не уходила, — простонала вилья, не в силах скинуть со спины тяжелую руку вампира.

Глава 30 "Но мы счастливы"

— Сбежала! — рычал граф в волосы вильи. — Бросила меня, поверившего в твою любовь! Твоя кукла послушнее, и я распутаю нити, чтобы каждое ее движение соответствовало моему желанию.

— Я не сбегала…

Но Александр ее не слушал.

— Авила… Ты и ее бросила, но ей и не нужна такая мать! Она все еще не говорит «мама», а твои груди уже пусты, так что тосковать по тебе моя, слышишь, моя дочь не станет. Что нужно было мне от тебя, я получил. Ничего другого ты дать мне не в состоянии. Ты даже не можешь толком танцевать!

Он так и не позволил Валентине отстраниться от своей груди, хотя вилья и уперлась в нее острыми кулачками.

— Вилья, о, Вилья, — игриво запел граф жутким опереточным голосом, — бродя по лесам, я тебя, может быть, выдумал сам. Вилья, о, Вилья, наверно, ты мне просто приснилась во сне.

И тут он отпустил ее, и Валентина откинулась назад, глядя в холодное бесстрастное лицо вампира своими расширенными от страха серыми глазами.

— Лучше бы ты продолжала мне сниться, — голос вампира был сух и глух. — Я предпочел бы проснуться от этого сна.

— Верните мне рубаху, граф, и я больше не потревожу ваш покой, — едва слышно прошептала Валентина, протиснувшись к двери между рулем, к которому слишком близко придвинула кресло.

— Вернуть? Я и не принимал ее обратно. Ты нагло швырнула мне ее в лицо, забыв, что я не приемлю современной распущенности нравов. Я и близко не желаю видеть подобную женщину подле своей дочери. Предпочтешь ли ты российские озера или удовлетворишься румынскими, меня не особо волнует, потому что затворничество в замке по моей мертвой душе, и сейчас мне совершенно не скучно…

— Вы, кажется, в состоянии сесть за руль…

— Зачем мне машина? — зло усмехнулся граф Заполье и тоже распахнул дверь.

— Я предпочитаю добираться на своих двоих, — донеслось до слуха Валентины уже с улицы.

— Вы бросите машину так, тут? — заикаясь, спросила она, захлопывая водительскую дверь.

Вампир молчал и смотрел поверх ее головы на луну. Валентина в нерешительности отступила от блестящей в лунном свете черной машины, но всего на шаг.

— Что же ты медлишь? Ты свободна! Тебе даже не страшен рассвет… Хотя сейчас днем слишком жарко, особенно в полях… На твоем месте я бы поспешил укрыться в ледяной воде озера, там и рыбы в предрассветный час много… Слишком странен был этот июльский вечер, а рассвет будет еще страннее… Скоро три часа. Быстро же пробегают летние ночи…

— Вы даже не позволите мне увидеть Авилу?

Вилья продолжала стоять по другую сторону машины, но теперь ее руки лежали на полированном капоте, будто она искала в нем опору подкашивающимся ногам.

— Зачем? Ночью ребенку нужно лишь молоко и тепло, а ты не в состоянии дать ей ни того, ни другого. Ива и Серджиу позаботятся о ней — и накормят, и обогреют.

— Прощайте, — произнесла Валентина тихо, так и не отступив от машины.

— Мне уходы без прощания больше нравятся, — зло сказал вампир, застегивая рубашку под самое горло. — Или ты ждешь, что я скажу, что пошутил? Ты не веришь мне? Ты думаешь, что я безумно люблю тебя и каждый час нашей разлуки молил тебя вернуться?

Вилья молчала и не поднимала на говорящего глаз. Однако пальцы ее сжались как когти, только были не в силах поцарапать блестящий корпус машины.

— Если ты все же думала, что я люблю тебя, что мне невыносима даже мысль расстаться с тобой, что я мечтаю делить с тобой каждую улыбку нашей дочери, то как ты могла улететь, как?

— Не знаю! — затрясла головой вилья, и голос ее дрогнул и почти не появился на следующих словах, но вампиру было достаточно движения ее губ. — Это было сильнее меня. Наваждение! Я просто хотела летать, просто хотела…

— Ты вновь путаешься в родном языке — глаголы «летать» и «улететь» имеют два разных значения. Я отпустил тебя полетать, а ты улетела… Неужели тебе прекрасно спалось все эти дни, и не мерещился во сне детский плач? Неужели?