Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II

Призрак расхохотался, и Александр еле успел переместить руки с шеи на плечи, чтобы Брина сама не переломила шейные позвонки Валентины об его железные пальцы — тело забилось в конвульсиях, но он держал его крепко. Пусть на коже останутся синяки, зато кожа останется теплой.

— Так я тебе и сказала, мой любимый Александр..

Тело задергалось еще сильнее, и ему потребовалась немалая выдержка, чтобы подтянуть его кверху и на вытянутых руках донести до кровати — мягкие перины уберегут Валентину от падения, когда он наконец сумеет разжать пальцы, но нет — они точно сделались не его, суставы скрипели и только Он навалился на ту, что еще четверть часа назад была Валентиной, и замер Призрак сумел вывернуть голову девушки из-под его плеча, чтобы открыть рот:

— Ты можешь попытаться сделать и это!

Снова дикий смех. Безумный… И желание не слышать его помогло Александру разжать пальцы и заткнуть ладонями уши, но предательская мягкая перина не позволила ему встать Он щупал ногами воздух, но не мог согнуть ногу в колене.

— Так что же ты? — донесся сквозь пальцы голос Брины. — Медлишь? Знай, я буду сопротивляться, и одно твое неловкое движение, и она — мертва.

Александр вжал пальцы в перину, как полчаса назад, когда мог еще говорить с Валентиной, рисуя себе единение их тел. Он и без Брины знал чудовищную силу своих рук и пытался вытянуть из Валентины согласие на близость с ним, давая те обещания, которые не думал выполнять. Брина права, ему верить нельзя, но Валентина этого не знает. Она глупа, она поверила Дору…

— Тина! — он вдруг позвал ее так, как не звал никогда. Он позвал ее сейчас с тем же неистовством, что гнал прочь все две недели. — Тина! Тина!

Он схватил девушку за плечи — как же они хрупки, точно чашки из тонкого фарфора.

— Тина! — его голос тоже давно не был таким тонким, и воля не ломалась так легко. — Тина!

Но ее рот кривился в жалкой усмешки, изрыгая на него чудовищных хохот — будто на крыше раскричалась целая стая ворон.

— Тина! — он уже кричал, чтобы перекричать этот птичий гомон. — Тина! Вернись ко мне! Тина! Ты обещала! Обещала бороться! Тина!

Черные круги в распахнутых глазах вдруг начали уменьшаться, и серый контур стал более заметен.

— Тина?

Губы замерли, и на них проступила пена. Александр осторожно убрал руку с плеча и вытер ее, как снимал когда-то с адриатических волн морскую пену.

— Тина? Скажи что-нибудь. Скажи, пожалуйста, — он продолжал говорить по- русски.

— Я… — голос дрогнул, и зрачок снова начал расширяться.

— Тина, нет! Вернись!

Серый ободок сделался чуть толще.

— Борись, Тина! Я знаю, что ты можешь! Борись!

— Я…

Ее тело трясло, как в лихорадке, от смертельного холода его тела, но

Александр не двигался.

— Тина, пожалуйста… Ты можешь, — голос дрожал, как и руки, которыми он удерживал неясно кому сейчас принадлежащее тело.

— Я тебя ненавижу!

О, нет! Рука сама потянулась к волосам. Схватить, стащить на голые половицы и повторить то, что было, то, что он мечтал сотворить с Бриной вновь… Брина ничего не почувствует, Валентина права, но он не в силах совладать с собой. Брина победила. Он проиграл.

Глава 24 "Секрет ванной комнаты"

Короткие волосы спасли Валентину от неминуемого падения с высокой кровати — они просто выскользнули из дрожащих пальцев вампира. Граф попытался схватить их снова, но вдруг увидел глаза, в которых серого оказалось намного больше, чем черного, и он с надеждой схватил Валентину за плечи. Только сказать ничего не смог: в горле встал ком, соленый и горький — именно такой вкус у счастья, на которое уже не надеешься.

Валентина смотрела на него долго — никакие замковые часы, даже будь они исправны, не могли бы в этот момент отсчитать время верно. На пороге смерти время замирает — нечеловеческий страх растягивает доли секунды на часы. Александр дрожал, точно от холода — и без всякого сомнения ощущал ломоту во всем теле. Забытое чувство.

— Я вас…

Он видел эти глаза — с суженными до едва приметной точки зрачками. И отпустил плечи, боясь переломить хрупкие косточки. Он хотел крикнуть — нет, но ком намертво застрял в горле. В ушах бушевало разъяренное море, но он продолжал читать по едва-едва шевелящимся губам девушки:

— Я вас…

Валентина силилась и все никак не могла договорить фразу:

— Я вас…

Александр вонзил острые ногти в покрывало, чтобы разорвать его, а не живую девушку, когда вновь услышит из ее уст про ненависть. Теперь уже точно из ее — он не видел больше в живых глазах присутствие покойной жены.

— Нет1 — ком выскочил изо рта, когда зрачки стремительно начали увеличиваться.

— Тина!

Он сунул руки ей под затылок, чуть приподнял голову, почти коснулся носом ее лба и услышал голос, полный ненависти, прошептавший:

— Я… вас… люблю…

Зрачки Валентины пульсировали, как и каменное сердце в его груди Он искал голос и не находил, но когда она, из последних сил, повторила свое признание, он выдохнул в ответ:

— Я тоже тебя люблю…