Последний иерофант. Роман начала века о его конце

— Но ваше высокоблагородие, вы риску… — следователь не успел договорить фразу, как Шведов прикрикнул теперь уже на него:

— Под мою личную ответственность — извольте исполнять!

Когда в кабинете следователя (или специальной камере для ведения допроса?) осталось только два человека — арестованный, принятый за особо опасного преступника, в теле которого оказался волею не столько трагического стечения обстоятельств, сколько в итоге хитро спланированных вражьих козней милосердный слуга закона, высокопрофессиональный адвокат и глава петербургского корпуса сыскной полиции, суровый блюститель порядка, гроза уголовного мира, оба птенцы одной alma mater, — вокруг воцарилась двусмысленная тишина, в которой состоялся напряженный поединок взглядов, глаза в глаза: открытого, вопиющего о помощи и понимании и настороженного, недоверчивого, оценивающего крепость своего визави.

«Чего же он медлит, разве из записки не ясно, что я на самом деле тот, с кем он совсем еще недавно делился секретной информацией и предлагал выработать общий план экстренных действий?» — недоумевал в нетерпении Викентий Алексеевич Думанский.

«Что там на уме у этого мерзавца? — Алексей Карлович Шведов тщился заглянуть в душу подследственного. — Откуда он может знать эти цитаты?! Уму непостижимо! Вот гадина! Расчетливый, циничный — хочет шантажировать меня каким-нибудь компроматом… Дудки — я перед Богом и Государем чист! Хочет продать каких-нибудь гуляющих на свободе головорезов вроде себя? Нельзя ему верить — под страхом виселицы такой оговорит кого угодно! Так что же все-таки он задумал…»

Ставшую уже гулкой тишину первым прервал Думанский — он кричал бы во весь голос, но сил хватало лишь на упрямый, взволнованно-сбивчивый полушепот-хрип:

— Господин… господин Шведов, я должен довести до вашего… У меня срочная информация гос-сударственной важности.

— Это я уже слышал! — полицейский полковник вскипел. — Что именно?! Что же такое ценное, неотложное можете сообщить государству вы, вор и убийца? Полагаете, Империи могут быть интересны откровения очередного Ваньки-Каина?! Что может вас сейчас волновать, кроме спасения собственной никчемной шкуры, низкой душонки?! Меня вот по-настоящему беспокоит вопрос, когда же ты, Кесарев, будешь вполне заслуженно болтаться в петле!!!

— Ну что ж, пусть так… А я готов объяснить суть моих волнений: например, вспомнить вместе с вами, почтеннейший… вспомнить о том, что мой ассистент Сатин не стеснялся брать взаймы у клиентов нашей адвокатской конторы — промышленника Быстрова, например, у купчихи Сегодняевой… Он даже посмел брать ссуду у самого банкира Савелова — у вас имеются неопровержимые доказательства этого…

— Разумеется! Как и того, что убил Сергея Александровича Савелова именно ты, скотина!!! — Буквально завопив, Шведов вскочил и сокрушительным боксерским хуком послал наглеца в нокдаун.

Через несколько секунд тот поднялся. Сплюнув чужие выбитые зубы на каменный пол, вытер кровь тыльной стороной ладони. Пошатываясь, но не теряя самообладания, произнес:

— Браво! Хо-ороший удар… Кесарев заслужил и большего. Не знаю, как сам бы повел себя на вашем месте — наверное, своротил бы этому негодяю скулу… Поймите, мне не жалко ни его зубов, ни этого… мерзкого тела — оно только тяготит меня! Всего печальнее, что судьба Кесарева неизвестна, может быть, он убит, а я, Викентий Думанский, доказавший как раз его виновность… должен сейчас доказывать вам подлинность своей личности. Я, в отличие от вас, Алексей Карлович, не забывал нашего конфиден… циального разговора об операции государственной важности, о личной озабоченности Государя известными вам событиями и даже возможного введения чрезвычайного положения в стране. Как видите, ваши усердные подчиненные не до конца отбили мне память! Вы, кстати, разве не получили мое письмо о Сатине-Панченко и его «карнавальном» методе смены масок?

— Ну допустим… — Шведов даже изменился в лице, он был просто обескуражен. Полковник сам поднял арестанта с пола, сам усадил на место и даже поднес ему стакан воды. Шефу сыскного отделения казалось, что он сходит с ума: — Стоп! Погоди… Что за ч…щина, в конце концов!!! Ты Кесарев или все же… Та-а-ак… Так-с! Потрудитесь-ка тогда объяснить: если вы… ты… Если вы — Думанский, где и когда мы с вами могли познакомиться? Ну же, быстрее! Или я…

— В Императорском Училище правоведения, разумеется. Вы старше меня на два выпуска, — адвокат не терял самообладания. — Не припоминаете? А я вот отлично помню вашу обже. Вы волочились тогда за смолянкой Китти Усольцевой — все училище тогда, затаив дыхание, следило за вашими романтическими отношениями, вам сочувствовали. Ведь ваши родители, простите, отказались благословить вас из-за мезальянса… Впрочем, давно это было и я, pardon, возможно, что-то напутал.

Викентий Алексеевич ничего не «напутал» — молчание остолбеневшего полковника было тому подтверждением.

— А недавно, Рождественским постом, вы были у меня в кабинете с обыском как раз по делу Сатина — у нас с ним был общий рабочий стол. Вижу, припоминаете.