Последний иерофант. Роман начала века о его конце

— Ку-у-да?! Назад, живо! — заорал Гуляев. Вот теперь в голосе его слышался настоящий ужас.

Почувствовавший прилив сил Думанский наклонился над своим временным пристанищем — скудельным сосудом чужой души, с трудом взгромоздил его себе на спину, как вдруг оказался сбит с ног упавшим сверху тяжелым предметом. Теперь-то он сообразил, что пение наверху прекратилось и в яму начали падать бездыханные тела в облачениях рыцарей Ордена — еще теплые, обезображенные ужасными ранами. Это было какое-то сравнимое с апокалиптическим катаклизмом — огненным камнепадом, обрушением штурмовавшей небеса нечисти — массовое низвержение черных мертвецов. Сплошь в крови, еще сочившейся из многочисленных порезов, они грозили заполнить собой все пространство!

Рухнувший прямо на Думанского тучный труп буквально припечатал его к полу. Адвокат беспомощно затрепыхался под кошмарным грузом, с ужасом понимая, что еще немного, и он окажется погребен под грудой мертвой плоти.

Гуляев, ни слова не говоря, схватил его за ноги и сильным рывком потянул наружу. Викентий Алексеевич не смел выпустить тело Кесарева. «Каким бы скверным ни был этот человек, нехорошо оставлять его вот так — без отпевания… Не по-людски это!»

— Да отпусти же ты его, пропадем! — надрывался Гуляев. — Бежать надо! Эх, всё, не успели…

Внезапно четыре низеньких дверцы разом распахнулись, и наружу, отвратительно завывая, вырвался целый сонм точно одичавших, озверелых созданий — новоявленных «аристократов». Да — теперь именно они и такие, как они, представляли цвет Империи, ее элиту! Достигшие в одночасье желанного положения, «благородства», парвеню с остервенением набросились на мертвецов-«иезуитов», раздирая свежие человеческие туши (еще несколько мгновений назад — свои собственные тела!), впиваясь в них зубами, жадно отрывая куски еще кровоточащего мяса. К триумфальному пиршеству братьев, только что прошедших ритуал перевоплощения, присоединился, казалось, весь сонм петербургских масонов разных степеней. За этим чудовищным, как в адском паноптикуме, зрелищем откуда-то, будто из-под самого свода шатра, торжествующе наблюдал недосягаемый для участников вакханалии князь-граф Мансуров-Сороков-Лестман.

Думанский, послушав купца и выкарабкавшись, вскочил на ноги, но не успел сделать и шага, как был сбит очередным упавшим сверху мертвецом. На мгновение он даже потерял сознание.

Вновь открыв глаза, адвокат напряг зрение: бесформенная, шевелящаяся, издававшая утробные звуки масса, в которой с трудом угадывалось скопище так называемых Homo Sapiens, облепила мертвые тела в кожаных сутанах. Эти жуткие существа, потерявшие образ и подобие Божие, продолжали в хищном экстазе пожирать разрозненные куски парной человечины. Но если бы это безумное пиршество было для привыкшего за последнее время к жестокости лежащего во зле мира Викентия Думанского лишь зрелищем… Одурманенные опиумными парами, одержимые бесами «сверхчеловеки» не обошли своим вниманием и адвоката с купцом — принялись нападать на них с недвусмысленным намерением полакомиться.

Разъяренный Демидов сын, подобно кулачному бойцу или былинному богатырю, не скупился на удары: «аристократы» отскакивали от его тычков, как мячики для лаун-тенниса от ракетки, некоторые же, особенно наглые и агрессивные, — с душераздирающим визгом и скулежом (им доставались меткие, глубокие уколы и резаные раны, наносимые безо всякой жалости разделочным ритуальным ножом) падали в крови, чтобы больше уже не подняться. Гуляев, кажется, вознамерился истребить это подобие волчьей стаи. Викентий Алексеевич впервые в жизни участвовал в подобной бойне, но, поражаясь гуляевскому хладнокровию, и сам виртуозно применял знание сокрушительного арсенала бокса и смертельных приемов джиу-джитсу.

Отразив очередной натиск стаи двуногих хищников, мощной рукой схватив адвоката за шиворот, купец потащил его к еще одной дверце, располагавшейся под самым пандусом, однако принципиальный Думанский бросился отбивать бренное тело Кесарева у нескольких ужасающих созданий, которые вцепились в него мертвой хваткой. Эти остервенелые твари уже до костей обгрызли ноги бывшего бандита и теперь с отвратительным урчанием раздирали когтями его живот, намереваясь добраться до самых внутренностей. Подлинного аристократа-правоведа от такого фантастического натурализма чуть не стошнило. Преодолев отвращение, Думанский выхватил наконец неоднажды выручавший его смит-вессон и принялся в упор палить по нападающим чересчур вольным и прожорливым каменщикам. Завывающая толпа их подалась назад, неся потери, но тут же с новым остервенением бросилась теперь уже на самого адвоката, пытаясь вцепиться в него зубами. Он отчаянно сопротивлялся, и, хотя оставшихся патронов хватило всего на девять выстрелов, все они были как в тире — прицельно точными и рвали в клочья шитые золотом виц-мундиры, а заодно и уверовавших в свою исключительность и вседозволенность «орденоносцев». Последняя пуля угодила прямо в лоб какому-то братцу-ловкачу, едва не откусившему носок лакированного штиблета Викентия Алексеевича.