Последний император

Советский поезд, в котором препровождались под стражей военные преступники Маньчжоу-Го, 31 июля 1950 года прибыл на станцию Пограничная на китайско-советской границе. Начальник сообщил, что передача нас китайскому правительству состоится только на следующее утро, и пожелал спокойной ночи. В Хабаровске при посадке в поезд меня разлучили с семьей и поместили в вагон с советскими офицерами. Они угощали меня пивом, сладостями и рассказывали дорогой немало смешных историй. Тем не менее я по-прежнему чувствовал, что меня посылают на смерть. Я был уверен, что достаточно мне ступить на китайскую землю, как я распрощаюсь с жизнью.

С полки напротив доносилось ровное дыхание капитана Асниса. Я лежал с открытыми глазами, уставившись в одну точку; мучивший меня страх смерти не давал заснуть. Я сел, несколько раз прочел про себя молитву и только хотел было лечь, как с перрона послышались шаги; мне показалось, будто подходит отряд солдат. Я посмотрел в окно — никого не было. Мерный стук сапог постепенно затих, и лишь вдалеке зловеще мерцал свет лампы. Я вздохнул, снова забился в угол купе и уставился на пустые стаканы, стоявшие на столике у окна. Вспомнились слова, сказанные капитаном Денисом — начальником конвоя:

— Рассветет — и вы увидите свою родину. Возвращение на родину — всегда праздник! Вы не волнуйтесь. Власть коммунистов самая цивилизованная на земле. Партия и народ в Китае самые великодушные.

— Вранье! — Я зло посмотрел на лежащего напротив капитана, который уже храпел. — Ваши слова, пиво, сладости — сплошной обман! Моя жизнь подобна росе: выглянет солнце — и все исчезнет! А вы так крепко спите!

В то время я больше думал о предках, чем о родине, а коммунисты ассоциировались в моем сознании с "бурным паводком и лютыми зверями". Правда, в Советском Союзе, хотя он и коммунистическая страна, ко мне отнеслись гуманно. Но Советский Союз — одно из союзных государств, связанных международными соглашениями. В Китае же обстановка иная. Китайские коммунисты свергли Чан Кайши, не признают никаких "законных династий" и, естественно, могут поступить со мной так, как пожелают. Из всего того, что я десятилетиями слышал в Пекине, Тяньцзине, Чанчуне, у меня сложилось убеждение, что так называемые коммунисты являлись воплощением жестокости, бесчеловечности и т. п. К тому же они ненавидели меня во сто крат больше, чем Чан Кайши. И вот теперь меня должны передать в их руки. Есть ли еще надежда на спасение? "Красивая смерть хуже жалкого существования" — эта мысль не раз поддерживала меня в течение десяти с лишним лет. Теперь я считал, что "жалкое существование" по-прежнему остается иллюзией, ожидать же "красивой смерти" значило ожидать слишком многого.

Всю ночь меня мучили эти кошмарные мысли. Когда рассвело, советский капитан предложил мне пойти с ним к представителям китайского правительства. Я же думал только о том, хватит ли у меня мужества перед смертью крикнуть: "Да здравствует император Тайцзу!"

Плохо соображая, с распухшей головой, я вошел в купе, где сидели два китайца: один был одет во френч, другой — в военную форму цвета хаки без знаков отличия, только на груди имелась нашивка: "Народно-освободительная армия Китая".

Тот, кто был одет во френч, повернувшись, пристально посмотрел на меня и сказал:

— Я прибыл встретить вас по приказу премьер-министра Чжоу Эньлая. Теперь все вы вернулись на родину…

Опустив голову, я ждал, что сейчас военный наденет на меня наручники. Однако он не двигался с места.

"Знает, что мне не убежать", — подумал я, когда вместе с советским капитаном вышел из купе. На перроне выстроились две шеренги солдат с винтовками: с одной стороны советские солдаты, с другой — китайские с такими же нашивками, как у военного в купе. Мы прошли между шеренгами солдат и вошли в поезд, стоящий напротив. В эти короткие минуты я вспомнил, что восьмимиллионная армия Чан Кайши была уничтожена именно людьми с такими нашивками. Теперь же в их глазах я казался хуже червяка.

В вагоне я увидел бывших чиновников Маньчжоу-Го и моих родственников. Все они сидели смирно, и никто не был связан. Меня проводили к моему месту недалеко от конца вагона, и солдат положил мой чемодан на полку. Я сел и хотел было взглянуть в окно и только тогда увидел, что все стекла были заклеены бумагой; посмотрел в один конец вагона, в другой — в каждом стоял солдат с автоматом. Я похолодел от страха. Куда же нас везут с такой охраной, если не на казнь? Я взглянул на сидевших слева от меня. Лица их были мертвенно-бледны.

Вскоре в вагон вошел человек, по виду офицер, но без оружия.

— Ну, теперь вы вернулись на родину, — сказал он, оглядывая нас. — Центральное народное правительство все уже для вас приготовило. Вам не о чем беспокоиться. В поезде есть медицинский персонал; кто нездоров, может обратиться к врачу…