Последний император

Эти слова японцы тоже стали повторять. Так, во время взимания "продовольственного налога" зерном у крестьян каждый год реквизировалось все зерно без остатка. Некоторые министры из-за очень низких закупочных цен, что непосредственно наносило ущерб их интересам, потребовали на Государственном совете под тем предлогом, что крестьяне голодают, повысить закупочные цены на зерно. Японцы, конечно, не могли на это согласиться. Лопять выступил Чжан Цзинхуэй:

— Японцы в Квантунской армии жертвуют своей жизнью; так неужели мы, жители Маньчжурии, не можем отдать зерно? Голод не так уж страшен, пусть голодающие потуже затянут ремни.

Слова "затянуть потуже ремень" стали любимым выражением японцев. Конечно, этот совет к ним самим не относился. Командующий Квантунской армией все время расхваливал мне Чжан Цзинхуэя за то, что тот "хороший канцлер" и "образец японо-маньчжоугоской дружбы". В то время я не задумывался над тем, какое это имеет отношение ко мне. Теперь же, сравнив поведение Лин Шэна и Чжан Цзинхуэя, я все понял.

Пожалуй, больше, чем "дело Лин Шэна", меня взволновало то, что произошло после моей встречи с Дэ Ваном.

Дэ Ван, или князь Дэ, он же Демцуклор, который по указке Японии создал Автономное военное правительство Внутренней Монголии, был монгольским князем. Когда я жил в Тяньцзине, он часто приносил мне деньги, подарил Пу Цзе породистого монгольского скакуна и всячески старался выразить мне свою преданность. На этот раз он приехал в Квантунскую армию по делам и, воспользовавшись случаем, получил разрешение от Квантунской армии приехать ко мне с визитом. Он рассказал о своих делах за прошедшие несколько лет и о том, как было образовано Автономное военное правительство, и при этом невольно высказал свое недовольство тем, что японцы во Внутренней Монголии его не уважают. Дэ Ван говорил, что Квантунская армия сначала много ему обещала, а теперь не выполняет своего обещания. Особенно он был недоволен тем, что не может быть хозяином в каждом деле. Его слова растрогали меня, ведь мы были друзья по несчастью. Я успокоил его. На другой день советник Квантунской армии Ёсиока, атташе при императорском дворе, пришел ко мне с недовольным лицом и спросил:

— Ваше величество, о чем вы вчера разговаривали с Дэ Ваном? — Я почувствовал, что здесь что-то неладно, и сказал, что мы беседовали о самых незначительных вещах.

Ёсиока продолжал допытываться:

— В вашей вчерашней беседе вы выражали свое недовольство японцами?

У меня тревожно забилось сердце. Я знал, что единственный способ — ни в чем не признаваться, а еще лучше от обороны перейти в наступление, и потому сказал:

— Я ничего не говорил о японцах. Вероятно, Дэ Ван все выдумал!

Больше Ёсиока меня не расспрашивал, но я несколько дней не мог прийти в себя от страха. Предположив, что японцы в моей комнате установили аппарат для подслушивания, я потратил много времени, чтобы найти его, однако ничего не обнаружил. "Значит, Дэ Ван выдал меня", — решил я, но для этого тоже не было оснований. Итак, снова появился повод для беспокойства.

Этот случай послужил для меня большим уроком, чем казнь Лин Шэна. Я перестал откровенничать с посторонними, к каждому гостю начал относиться настороженно. Фактически же после моего визита в Японию и моих выступлений, касавшихся этой поездки, количество визитеров, приезжавших ко мне, постепенно уменьшилось, а после посещения Дэ Вана и вовсе свелось к нулю. В 1937 году Квантунская армия установила новый порядок, по которому на моих приемах рядом со мной обязательно должен был стоять императорский секретарь-атташе. После этого я стал чувствовать себя все более скованно.

В первой половине 1937 года, до событий 7 июля, Япония усилила подготовку к войне и в целях укрепления тыла начала подавлять любые проявления патриотизма и антияпонские выступления на Северо-Востоке. 4 января 1937 года по "указу императора Маньчжоу-Го" был опубликован Уголовный кодекс Маньчжоу-Го. После этого начались проверочные кампании, карательные экспедиции, объединения кварталов и участков, укрепление Ассоциации содействия, началось строительство стратегических дорог и укрепленных баз, производилось слияние и укрепление поселков и деревень. На этот раз Япония двинула против 45 тысяч человек объединенной антияпонской армии громадные силы — свыше 20 дивизий. Одновременно повсюду шли аресты членов Общества сопротивления Японии за спасение Родины и всех, кто казался японцам "неблагонадежным". Командующий Квантунской армией расхваливал мне могущество японской армий и ее потрясающие военные успехи. Но их проверочные кампании и карательные экспедиции не достигли успеха, поэтому через год, теперь уже в большем масштабе, начались новые действия против бойцов сопротивления (позднее я узнал, что в них участвовало 700 тысяч японских солдат и 300 тысяч маньчжоугоских солдат). По словам Тун Цзисюня, люди часто пропадали без вести, а аресты не прекращались.