Последний император

Когда экскурсовод стал рассказывать о подвигах генерала Ян Цзинъюя, я вспомнил несколько своих выездов в Дунбяньдао — район действия дивизии объединенной армии генералов Ян Цзинъюя и Ли Хунгуана. Там я имел возможность полюбоваться горными вершинами Чанбайшаня, утренним туманом и восходом солнца. Красоты родины не тронули моего сердца. Мое внимание было приковано к японским жандармам, солдатам и полиции марионеточного правительства, которые находились по обе стороны железной дороги. В газетах, учрежденных японцами, постоянно сообщалось, что с "бандитами" в районе Дунбяньдао покончено, однако тот выезд в данный район показал, что обстановка по-прежнему оставалась неспокойной. Даже после бегства в Тунхуа и Далицзыгоу до меня доходили слухи, что там "не очень спокойно". Объединенная армия сопротивления японцам вела здесь боевые действия вплоть до самой капитуляции Японии. В конечном итоге уничтожена была не объединенная армия сопротивления, а японские императорские войска. Объединенной армии противостояли Квантунская армия и хорошо вооруженные войска марионеточного правительства. Ситуация была тяжелейшей, тем не менее, глядя на выставленные экспонаты — старые котелки, чайники, самодельные топоры, облезлые швейные машины и другие предметы быта, я как будто увидел улыбающиеся лица их владельцев. Такое лицо я видел у молодого начальника Лунфэнской шахты. Оно бывает только у людей, обладающих твердой уверенностью в себе. Стоя перед обувью, сделанной из обыкновенной бересты, я будто сам ощутил эту уверенность и услышал мощный голос, который поет популярную в то время песню:

"Туфли из бересты сделаны в родном отечестве. Делаем сами из своего материала. Из дикого льна делаем шнурки, а кору берем прямо с деревьев. Туфли из бересты непросты, бойцы в них могут лазить по горам. Модницам их не купить, богатым тетушкам они счастья не принесут. Туфли из бересты по-настоящему хороши, бойцы в них прыгают по горам и гоняют трусливых япошек!"

Японцы в то время велели мне "штамповать" один за другим всякие законы и декреты, по которым в дальнейшем осуществлялась политика расквартирования войск в сельских домах, велся контроль над запасами зерна, устраивалась блокада горных районов, использовались все средства для того, чтобы оборвать экономические контакты между объединенными войсками сопротивления с внешним миром. Они действительно этого добились, и часть отрядов генерала Ян Цзинъюя была окружена. Запасы продовольствия были на исходе, но борьба продолжалась, и продолжалась до тех пор, пока японцы не стали сомневаться в получаемых донесениях и поступающей информации. Почему эти люди, не имевшие продуктов питания, продолжали драться? Что они едят? Генерал Ян Цзинъюй, к несчастью, погиб. Японцы, желая раскрыть эту загадку, вскрыли ему живот и нашли в желудке этого несгибаемого воина лишь корешки травы и листья деревьев…

В то время, когда генерал Ян Цзинъюй и его боевые товарищи пели песню о бересте, жевали корешки травы и, рассматривая старую карту своей родины, размышляли о будущем, я находился в смятении. Я боялся, что японцы меня бросят. Меня мучили ночные кошары. Я не ел скоромной пищи и целыми днями молился и гадал.

Экспонаты выставки: оставшиеся от генерала Яна карта, печать, забрызганная кровью одежда и сочинения, которые он писал еще в детские годы, потрясли нас. От всего увиденного у меня навернулись слезы. Позади меня — мои спутники и японские военные преступники плакали. Когда мы дошли до портрета павшего героя Чжао Иманя, из наших рядов протиснулся человек и, рыдая, стал перед портретом на колени. Отбивая земные поклоны, он сказал: "Это я — тот самый начальник полицейского управления…"

Это был министр труда при марионеточном правительстве, звали его Юй Цзинтао. Раньше он служил начальником управления полиции города Харбина, и арестованный Чжао Имань находился именно там. Его допрашивали в помещении, где сейчас развернулась выставка, а среди тех, кто допрашивал, был и Юй Цзинтао.

Прежние судьи теперь стали подсудимыми, их осудила история. И плакать должен был не он один.

Труд и оптимизм

Побывав на этой экскурсии, я уверовал в то, что двери в новое общество для нас широко открыты. Вопрос теперь только в нас.

Полный надежд, я вступил в новый, 1958 год. К этому времени у меня появился оптимизм. Впервые он появился еще осенью 1957 года, когда я таскал уголь.

Каждый год осенью Управление в большом количестве запасалось углем, часть которого шла в зимний период для обогрева помещений, а часть после изготовления из него угольных брикетов использовалась при выращивании овощей в собственных теплицах.