Катался с женой с гор на санях. И тут она рассказала, какие замечательные шведские сани есть у великого князя Дмитрия – легкие, быстрые. На них так замечательно катиться с горы – прямо дух захватывает! Да… об этом она уже писала в письмах. Михаил насторожился. Странная дружба… Ему вспомнились строки одного из ее писем. Наташа сообщала, что они стали с Дмитрием друзьями… едва познакомившись. Так уж случилось. Она чувствовала, что он занял определенное место в ее сердце и в ее жизни, и они всегда будут испытывать глубокую и нежную привязанность друг к другу.
Это совсем не те слова, которые он хотел прочитать на фронте, вдали от дома. Ведь там, в окопах, стоит только дать волю воображению… Но дома сомнения, к счастью, исчезли. Наташа с обожанием смотрела на мужа, нет… ничего в их отношениях не изменилось.
Дом все дни был полон гостей – Вяземские, Ольга Путятина, Кока и Маргарита Абаканович, Шлифферы… Нередко захаживали и знаменитости – жившие по соседству писатель Александр Куприн[125]
, художник-карикатурист Павел Щербов[126], поэт Саша Черный[127]. Хозяйка славилась не только своей красотой, но и радушием, хлебосольством.Вместе с Наташей Михаил отправлялся в поход по магазинам в Петрограде, а в Гатчине с удовольствием охотился. Но время отпуска пролетело очень быстро, и вскоре великий князь опять уехал на фронт, в свою дивизию.
Наташа настояла на том, чтобы проводить его до Львова. Ведь так они могли побыть еще полтора дня вместе. Но прощание оказалось неожиданно поспешным: австрийцы перешли в наступление, и русским войскам пришлось отступить. За день до прибытия командира дивизии в часть один из полковников был убит, а три офицера серьезно ранены. Один из них, адъютант Татарского полка, скончается от ран спустя два дня. Велики были потери и среди рядового состава – в последнем бою полегло шестьдесят всадников.
Наташа, уехав домой, все никак не могла успокоиться. Слезы застилали глаза. Она писала Михаилу с дороги о своих волнениях, просила попусту не рисковать. Вернулась уже в Гатчину, но душу по-прежнему сковывал страх. От переживаний даже заболела.
Переживала она не напрасно. Войска несколько дней беспорядочно отступали, и несли большие потери. К тому же, почва промерзла, и копать окопы стало очень трудно. Часто всадники дрались теперь, спешившись, и отрывали траншеи в снегу, чтобы хоть как-то спрятаться от австрийских снайперов. В одном из писем великого князя были такие строки: «Потери среди пехотинцев, приданных нам, были велики. Неприятель переносил такие же, а подчас и большие тяготы. Один австрийский полк, выдвинутый на передовые позиции, чтобы утром начать наступление, замерз за ночь насмерть – все 1800 бойцов».
Несчастные люди были деморализованы – и с той, и с другой стороны. Такого ужаса история человечества прежде не знала. После шести месяцев беспрерывных боев Русская императорская армия потеряла миллион человек – убитыми, ранеными, захваченными в плен. В значительной степени это было связано с тем, что нашим войскам не хватало снарядов. Доставляли их на линию фронта с неимоверными трудностями. Об огромных потерях писал супруге и император, находившийся в Ставке: «…Во время сражений нашим войскам приходится соблюдать осторожность и экономию, а это значит, что вся тяжесть боев падает на пехоту… Некоторые армейские корпуса превратились в дивизии, бригады растаяли в полки…»
Великого князя Михаила кровопролитие пугало, он воспринимал войну как настоящую катастрофу, в которую ввергли страну люди, не понимавшие, что творят. В те дни он писал Наташе: «Война и тот ужас, который с нею связан, не может не вызвать печаль в каждой разумной личности; к примеру, я испытываю большое озлобление к людям вообще, а в особенности к тем, кто находится наверху, в чьих руках власть, и кто допускает весь этот ужас… Никто не спрашивает мнения народа, всей страны, какой путь им хотелось бы избрать. Иногда мне стыдно смотреть в глаза людям, солдатам и офицерам, в особенности при посещении полевых госпиталей, где видишь столько страданий. Ведь они могут подумать, что я тоже несу ответственность, потому что занимаю столь высокое положение, однако, я не сумел предотвратить все это и защитить страну от подобного бедствия… Я знаю, что ты меня поймешь…»
Она, конечно, все понимала, но боялась, что слишком смелые высказывания мужа могут ему навредить. Прошлый опыт подсказывал, что за их перепиской внимательно следят. Сам же Михаил, казалось, об этом не думал. Он так истосковался по семье… Забыв об осторожности, писал, что хочет лишь одного: чтобы эта «отвратительная и ужасная война окончилась в нашу пользу с тем, чтобы я смог вернуться к тебе и никогда не расставаться…» Скучал он и по маленькому сыну. В одном из писем напомнил Наташе о ее давнишней мечте – рождении голубоглазой дочери. И с горечью добавил: вряд ли у них будет еще один ребенок…