Последний императорский отбор

Данька прилетел через час. Опять в художественном рванье, с татуировками по всему телу, разными металлическими штуками на лице и в ушах. Я быстро представила их друг другу.

Ильма пораженно ахнула и вцепилась в Данира клещами.

– Боже мой! Какая красотища! А девушкам такое можно? Как же я хочу татуировку! – Она обернулась ко мне, – Зои, сестричка, можно мне сделать малюсенькую? Ну пожалуйста.

Я нахмурила брови. Что скажут родители? Они у нас вроде бы прогрессивные, но…

– Делай, – вздохнула притворно, – но если мама с папой будут ругаться, тебе придется залезть в репликатор и убрать все.

– Конечно-конечно! – заверила она меня. Данир очарованно смотрел на свою сверстницу. Я отдала ей джинсы и куртку, в которых пришла домой, чтобы она не сильно выделялась в древнем платье и полушубке.

– Принца не забудьте, детки! – крикнула я, когда они, развернувшись и не переставая тарахтеть, пошли к аэрокару Данира. Ильма смущенно покраснела, схватилась за ручку кресла, за другую взялся брат.

Я провела взглядом удаляющиеся спины двух дорогих мне людей, толкающих вперед скрученного в дугу бедного мальчика. Потом обвела глазами знакомые до боли горы. Именно здесь я бродила месяц в поисках открывшегося прохода. И вдруг я поняла, что этот мир для меня такой же родной и близкий, как и мой. Я уже не могу обходиться без аэрокаров, коммутаторов, проекторов, мини-ателье и прочих прекрасных и удобных вещей, к которым так быстро привыкла.

Несколько недель я гнала от себя образ Милу, но сейчас он встал передо мной, как живой. Его помертвевшие глаза, когда я сказала, что больше никогда не захочу его видеть. Сердце болезненно заныло, накатила тоска. Я прогнала его, наговорила кучу гадостей, а он гордый человек. Вряд ли он простит меня. Скорее всего, он уже договаривается с дедом о женитьбе на очередной внучке… Пока я не успела передумать, вызвала новостийное окошко и набрала в поисковой строке – лорд Милу Кагоа.

Перед глазами замелькали последние события в высшем свете. Я ткнула пальцем на видео очередного пафосного собрания. И вдруг ощутила острый болезненный укол прямо в сердце – Милу стоял под руку с Алисией. На заднем фоне я разглядела деда. Заголовок гласил: «Лорда Кагоа опять видят с семьей Акиланосов. Скандал не повлиял на желание лорда породниться с императорским домом?».

Я быстро смахнула окошко и уставилась на горы бессмысленным невидящим взглядом. Было так больно, что стало трудно дышать. Глаза слезились, то ли от ветра, то ли от увиденного. Резко развернувшись, я пошла назад, к входу в Саэн. У меня куча дел, хватит ностальгировать.

Через сутки Данир привез принца обратно, передав, что Ильма решила остаться на время в Лимпии.

– Не переживай, – поднял вверх руки брат, – я присмотрю за ней. Она поселилась в твоих апартаментах на сто девятом.

Я только покачала головой. Наши миры успели так тесно и плотно переплестись, что запрещать что-то сестре я уже не могла. Тем более что более безопасного мира, чем Лимпия, и представить себе сложно.

Принц шел неуверенно и очень осторожно, словно боялся оступиться. Он опирался на тонкую трость и выглядел немного ошарашенным. Кроме сеанса в репликационном боксе ему требовалась реабилитация в двух медицинских сферах для укрепления мышц, поэтому лечение заняло так много времени.

Я взяла маленького принца под руку и подвела к отцу, ожидающему с утра в приемном зале. У того на глазах заблестели слезы.

– Папа! Я могу ходить! – Мальчик всхлипнул и разрыдался. Король подхватил сына на руки и прижал к себе. Вот теперь я точно знаю, что правитель Юраны обязательно подпишет договор.

Работа кипела и с той, и с другой стороны. Роб, постоянно сообщавший мне о новостях Лимпии, сказал, что зарегистрировано уже огромное количество заявок на посещение нового мира. Туристы становятся в очередь для того, чтобы первыми увидеть Саэн.

Отец с Максимилианом превращали дворец в громадный транспортный терминал, оставив для нашего проживания лишь одно, самое маленькое крыло. Мама занималась журналистами и выставками.

А я планировала первые туристические маршруты, рассылала королям прошения, встречалась с их представителями, советниками, министрами, занималась кучей организационных вопросов, стараясь так погрязнуть в работе, чтобы для мыслей не оставалось ни сил, ни желания.

Ревность – мерзкое чувство. Она отравляет жизнь хуже настоящего яда, не дает спокойно ни спать, ни есть. Внутри зудит и зудит мучительной занозой – неужели он сейчас Алисию водит в рестораны, показывает цветущее море Вильи, свою лабораторию? Целует ее?

Я уговаривала себя, что я взрослая, умная, рассудительная женщина, что Алисия не стоит моей ревности, что она ничего из себя не представляет, обычная пустышка, продукт легкомысленного воспитания, но ничего не помогало. Тоска разъедала сердце, и перед глазами сгущалась чернота, только подумаю о том, что они где-то там вдвоем.

Однажды я случайно встретила в коридорах Битрисс.

– Вас же вроде выпустили из подвалов? – поинтересовалась я рассеянно после ее приветствия.