Последний интегратор

— Простите, что задержался, Ваня, — другим голосом сказал Никита Максимович. — Зато всё успел.

Он достал из портфеля красную корочку и вручил её мне. На обложке было написано: «Комитет по интеграции. Туганский подкомитет по подготовке реформы». Я раскрыл корочку: фотография, фамилия-имя-отчество, дата рождения. Должность: ассистент.

Наконец я официальный сотрудник Инткома! Хотя…

Я спросил, почему на корочке написано «подкомитет», а не «комитет». Никита Максимович объяснил, что комитет как таковой находится в Константинополе. У нас же — только подкомитет по подготовке интеграционной реформы. Карапчевский — председатель и комитета, и подкомитета. В Константинополе же никого не осталось. Сотрудники разошлись, помещение отдали какому-то министерству. Пока формально существуют отделения комитета в Новоергинске, в Юрске, в других городах. А фактически…

— Зря я вам всё это рассказал, Ваня, — сказал Никита Максимович. — Как бы вы не разочаровались в нашем деле.

Мне стало жаль этого доброго, честного, сильного, но беспомощного Бульдога. Я хотел его убедить, что я никогда не разочаруюсь в интеграции, никогда не предам Карапчевского. Но я не мог подобрать нужных слов. Получилась бы ещё одна провальная речь.

— Вы, кажется, нашли, чем себя занять, — сказал Никита Максимович.

— Да, не мог оторваться от бумаг, — сказал я, довольный переменой темы. — Никита Максимович, а где первая папка «Острова»?

Никита Максимович огляделся, как будто она должна была лежать где-то рядом.

— Ничего мы с вами не найдём, — сказал он. — Может быть, она в том кабинете, может быть, дома у Саши или даже у меня. Может быть, пропала после переезда. Нас ведь затопило, вот нас сюда и отселили. А бумаги мы раскидали по разным углам. Не хватает ни сил, ни времени хотя бы расставить всё в алфавитном порядке. Вы бы навели здесь порядок, не зря вы у Жебелева учитесь.

— Я постараюсь, — сказал я неуверенно, а сам подумал: сколько же времени уйдёт на разбор этой кучи-малы?

Никита Максимович добродушно улыбнулся.

— Ваня, сделайте, что сможете. Никто вам сроки не ставит, и никто за плохую работу вас винить не будет.

Я чувствовал в кармане жар красной корочки. Она всё-таки кое к чему обязывала.

* * *

Всю неделю я приходил в Интком и копался в документах. Никита Максимович мне помогал, но у него были свои дела. Он часто уходил, оставляя меня одного. Для начала я хотел, как просил Никита Максимович, хотя бы расставить все папки по алфавиту. Но даже эта задача оказалась невыполнимой. У многих папок не было названия, а лежали в них совершенно разнородные документы. В другом кабинете шкафы вообще нельзя было открыть — мешала гора мебели.

Так что большую часть времени я проводил за чтением и разглядыванием бумаг. Меня заинтересовала потёртая папка, на которой от руки было написано: «История ИК». В ней лежали вырезки из столичных и местных газет. Самые новые — пятилетней давности. На фотографиях я узнавал знакомые мне лица.

Карапчевский — ещё без бороды — и Жебелев на митинге в Константинополе. Держат большой транспарант: «Долой войну! Да здравствует мир!»

Карапчевский — уже с бородой — выступает на митинге. «Молодой оппозиционный политик потребовал свободы и интеграции».

Карапчевский с будущим первым консулом на очередном митинге. «Вожди двух крупнейших оппозиционных движений объединились».

Карапчевский как глава Интеграционного комитета в кабинете первых демократически избранных консулов. «В качестве площадки для интеграционного эксперимента выбран Туганск — родной город Карапчевского. „Дома и стены помогают“, — в свойственной ему манере пошутил господин первый консул».

Карапчевский уже в Туганске — с бородатым Жебелевым и усатым Никитой Максимовичем. «Интеграция пришла в Туганск».

Интеграционный комитет в годы расцвета. На фотографии поместилось — я посчитал — пятьдесят три человека. Среди них префект и невменяемый Игнат. Оба с бородами. Тогда они ещё не были дифферами. Дианы не было. Она по возрасту не могла там быть.

Карапчевский перед рестораном — разбивает вывеску «Кхандам и собакам вход запрещён»… Карапчевский и группа кхандов возле нового дома в микрорайонах… Карапчевский и кхандско-авзанский совместный класс в Первой гимназии…

Я жалел, что тогда я был такой маленький и не мог ему помочь!

Затем я вернулся к папке «Эксп. Ин. П. Золотцова». Ин. П. Золотцов в начале века совершил экспедицию в северную часть Пермских гор, в отдалённые поселения кхандов. Он собрал около тридцати кхандских сказок. Это были странные сказки без морали.

Герой встречает на дороге одноногого, и одноногий отрезает у героя обе ноги. Герой говорит, что покажет жителям деревни, где растут сладкие ягоды, заводит их в болото, и они все тонут. Герой просыпается, и у него нет глаз, а они в похлёбке соседа, и сосед их съедает. Герой теряется в лесу, а когда возвращается в деревню, то родственники разрывают его на части и поливают его кровью огород.

Была одна эротическая сказка. В ней всем мужским персонажам отрывали тот орган, который обозначался исключительно точками. В этой сказке было больше точек, чем слов.