Последний интегратор

Впереди группы торопливо вышагивал невысокий мужчина, в очках, с залысинами, с круглым лицом. Он хмурил брови и сжимал пухлые губы. По бокам от него шли два высоких типа. Они напряжённо осматривали всё, что их окружало: стены, людей. Остальные семенили за круглолицым и двумя высокими типами. Я узнал среди остальных проректора. Ректор, как нам говорили, заболел и уехал из города.

— Господа студенты, прошу внимания! — сказал проректор.

Все повернули головы в сторону вошедших.

— Господа студенты, члены добровольной Студенческой дружины! — сказал круглолицый. Голос у него был тонкий, и он пытался придать ему твёрдость. — От имени и по поручению господина первого консула я хочу поблагодарить вас за отличную работу. Я хочу поблагодарить вас за преданность стране и лично господину первому консулу. Самых усердных ожидает достойная награда, но я уверен, что усердие проявили все. Господа студенты, я пришёл к вам в столь поздний час не только для того, чтобы выразить благодарность. Я хочу предупредить вас, что завтра — именно завтра! — нас всех ждёт трудный день. Есть отдельные персоны, которые могут воспрепятствовать перемещению кхандского населения. Возможны провокации. Поэтому я прошу вас удвоить бдительность. Я прошу сообщать командирам и старшим товарищам обо всём подозрительном. Завтра трудный день. Готовьтесь. Ещё раз благодарю за работу!

Студенты переваривали эту речь. Круглолицый окинул зал последним хмурым взглядом и вышел. Чиновники засеменили за ним. Четверокурсник о чём-то пошептался с пятикурсником, и они тоже вышли.

— Он донесёт на тебя, — прошептал мне Артём.

— Пусть доносит, — сказал я.

Что-то в словах круглолицего показалось мне странным. Он говорил о перемещении кхандов. Не о перемещении на Острова, а о перемещении…

Денис толкнул меня и сказал:

— Ты не понял? Он донесёт. Тебе надо уходить!

Я думал о словах круглолицего. Ещё я думал о кристалле-карандашике. Всё обдумав, я сказал:

— Да. Мне срочно надо уходить.

— Через центральный вход не выйти, — сказал Артём.

— Можно через окно, — сказал Денис.

— Точно, — сказал Артём. — В туалете.

Он потянулся и громко сказал:

— Схожу-ка я на горшок перед сном. Денисыч, ты как?

— Я с тобой, — сказал Денис.

— Не промахнитесь, — традиционно пошутил кто-то.

Втроём мы пошли из зала. Мы хотели спуститься на первый этаж, но услышали внизу лестницы голоса. Мы прошли через весь коридор и спустились по другой лестнице. Там было пусто.

Окно в туалете растворилось с подёргиванием и дребезжанием. Ветер забрызгал нас каплями дождя. На улице уже стемнело и казалось ещё темнее из-за туч.

— Иди ко мне в общагу, — сказал Артём. — Ты знаешь, вахтёр у нас — свой человек. Он тебя пропустит и не выдаст. Скажешь ему, что ко мне.

Я сказал, что есть более надёжное убежище, и вылез под дождь. У центрального входа рычал «Бронтозаурус», темнели ещё какие-то автомобили. Я обошёл здание, нырнул в парк и под прикрытием деревьев направился к Аптекарской улице.

* * *

Во дворе дома с атлантами и кариатидами было пусто. Я поднялся к Карапчевским. Я ждал, что откроет Евгения. Открыла Лиза.

— Ваня! — Она схватила меня за руку и втащила в квартиру. — Хорошо, что ты пришёл. А то никого нет. Никого. Никого.

Она не плакала, но голос её дрожал.

— А где твоя мама? — спросил я.

— Мама ушла. Ушла в полицию. Уже давно. Пять… то есть шесть часов назад. Или семь. — Она тащила меня в гостиную. — Заходи скорей, заходи. Мне одной страшно… то есть скучно. Очень скучно.

В гостиной на столе стоял небольшой проигрыватель для пластинок. Пластинка крутилась, а игла была отставлена в сторону.

Лиза говорила без остановки.

— Никто больше не приходит. Никто. Папа уехал. Дядя Сергей уехал. Даже Никмак уехал.

— Тебе же не нравится Никмак, — сказал я.

— Пусть он придёт, — капризным голосом сказал Лиза. — Пусть дядя Сергей придёт. Пусть папа придёт. Пусть всё будет, как раньше.

Пластинка продолжала крутиться. Я взял обложку пластинки. Какой-то джаз.

— Всё будет как раньше, — сказал я то, что она хотела услышать.

Лиза поставила иглу на пластинку. Заиграла музыка.

— Я слушаю пластинки, — сказала Лиза. — В тишине так страшно… то есть скучно. А по радио — ничего нет.

Я подошёл к радиоле, которая стояла в углу и щёлкнул переключателем. По всем частотам — только шум, потрескивание. Через шорохи слышалось что-то на других языках, но ничего нельзя было разобрать.

— Хочешь есть? — спросила Лиза. — Я могу разогреть обед.

— Спасибо, не надо.

Лиза села на диван, поджала одну ногу и смотрела то на меня, то на проигрыватель. Я сел в кресло и достал кристалл-карандашик размером с полмизинца.

На этом кристалле могло уместиться больше песен, чем на грампластинке. На него можно было поместить даже фильм. А уж о книгах и говорить нечего. Библиотека в кармане!

Но чтобы прочитать эту информацию, нужны были огромные электронно-вычислительные машины — шкафы, которые занимали целые комнаты. У меня такой машины, конечно, не было. В нашем институте была одна, на физмате. Она стояла под замком, её использовали только для научных целей, к ней нужен был особый допуск. Я не мог до неё добраться.