Последний Исход

– Кажется, тебе лучше, – пробормотал Арлинг и сыпанул в бурлящую на костре воду горсть анемонов. Последние дни он давал Даррену их отвар и, похоже, лекарство действовало.

– Удивляюсь я Мельнику, – произнес Монтеро, словно продолжая давно начатый разговор. – Одного он посылает, чтобы убить меня, а второго, чтобы спасти. Где логика? У Тигра ее никогда не было. Он отдал нам Хорасон и Лаэзию почти без боя, зато устраивал тяжелые сражения за деревеньки без имени и значения.

– Учитель не посылал меня, – хмуро ответил Регарди. – Я здесь… случайно.

– Хорошая случайность, – улыбнулся Даррен. – Побольше бы таких.

– Ничего не изменилось кроме того, того, что я расплатился с долгами, – слова получились резче, чем хотелось Арлингу, но сказанного было не вернуть. – Ты спас мне жизнь тогда на септории, а я помешал Ларану убить тебя здесь, в Холустае. Но все осталось по-прежнему. Мы стоим на разных сторонах.

– Я тебе не враг, – вздохнул Даррен. – И никогда им не был. Я потратил много сил, чтобы найти тебя, когда ты сбежал из дворца. Это война не против тебя, Арлинг.

Регарди сжал зубы, чтобы не выплеснуть наружу эмоции, которые он так усиленно сдерживал все это время.

– А Басха молодец, – произнес Монтеро, разглядывая татуировку на плече Арлинга. – Я ведь так и не видел, что у него получилось. Это Габлит, знак воина Подобного. Никто из моих солдат не посмел бы тронуть тебя, если бы увидел знаки у тебя на спине. Жаль, я не успел сказать тебе об их значении. Ты ушел, как всегда, не попрощавшись.

Арлинг поспешно натянул рубашку, которую зашивал после драки с «кобрами» и, схватив лук, направился к верблюду.

– Подстрелю что-нибудь на обед, – буркнул он Даррену, понимая, что бежит от того, что всегда будет рядом. Монтеро проводил его молча, не сказав ни слова.

Охота прошла неудачно, и они ели то же, что и предыдущие дни – сваренные клубни заразихи, которая обильно росла в оазисе.

Ночью поднялся сильный ветер, наполнивший воздух песком, а тишину пустыни звенящими звуками, происхождение которых не всегда угадывалось. Регарди проснулся и долго вслушивался в темноту, пытаясь разделить голоса ночи на отдельные звуки. Он почти не спал в последние дни, и сознание периодически уплывало в безмолвие, однако Арлинг заставил себя проснуться. Керхи любили охотиться в такую погоду, устраивая облавы на путников. Стоило быть готовым ко всему.

Прислушавшись к дыханию Монтеро, он понял, что тот тоже не спал.

– Боишься? – спросил Арлинг, не подумав о том, что вложил в слово совсем другое значение, которое могло показаться Даррену. Он говорил не об урагане, однако друг его понял.

– Никто не знает, что нас ждет за последним вздохом, – сказал он. – Так или иначе – мы живем, так или иначе – умираем. Есть ли смысл бояться неизбежного? Помнишь? Живи разумно и смело. На удар отвечай ударом, на улыбку – улыбкой.

– В любви и дружбе иди до конца, – подхватил Арлинг. Он помнил эти слова. Кодекс чести, который они с Дарреном придумали в далеком детстве для их игрушечной армии. Они выросли, но у кое-кого игрушки не поменялись. Монтеро всегда играл за командиров.

– Гордо живи и бестрепетно умирай, – продолжил Даррен, улыбнувшись.

– И все, что не оскорбляет других людей, позволяй себе в полной мере, – закончил Арлинг и вопросительно наклонил голову в сторону Монтеро. Эта часть кодекса оказалась для Даррена невыполнимой.

– Воевать с Сикелией все равно, что сражаться со змеем Нехебкаем, – задумчиво произнес он, больше обращаясь к себе, чем к Даррену. – Если ударить по голове, отзовется хвост. Если ударить по хвосту, отзовется голова. Если ударить посередине, отзовутся и хвост, и голова. Эта война ни к чему не приведет. А ведь есть еще Канцлер. Не думаю, что он смирится с потерей южных земель.

– Войны начинают, чтобы уничтожить порочных и наказать непокорных, – ответил Монтеро. – Твой отец не сможет мне помешать. Подобный подкупил арваксов и Дваро, и теперь вся армия Канцлера занята тем, что обороняет столицу. Что до местного змея, то хвост мы ему уже отсекли. Голова отвалится сама. Правда, кусается она еще больно. Мельник умудряется ускользать из рук всякий раз, когда я думаю, что самое сложное позади. Он ведь был твоим учителем?

Арлинг промолчал. В горле стало сухо, словно на раскаленном бархане в полдень.