Последний из Двадцати (СИ)

Рун отчаянно просил совета у старших. Те уповали на импровизацию — чего ты хочешь, парень, спрашивали они. Думаешь, мы не справились с этой образиной из чистой случайности?

Парень не думал. Разбойник во всём своём могуществе был прав как никогда — даже будучи столь огромным, он был невероятно вынослив. И готов был исцелиться от почти любой раны. В голову Руна вкрались сомнения, возможно ли вообще отрубить паршивцу голову?

— Ар-ро, сопляк, ар-ро, иди сюда! Покажи мне, что ты мужик! Что у тебя есть яйца! Иначе, балаю Рудокопом, я начну не с неё, а с тебя!

Рун знал, что подойти к Мику ближе — подписать себе смертный приговор. Бежать? Этот если и не проворней, то быстрее. Каждый шаг великана был за два чародейских.

Плохо, подытожил свою судьбу Рун. Гитра вдруг выдохнула и спросила — ведает ли парень, кто самый главный враг чародея? И не дожидаясь, тут же ответила сама — его голова. Маг, обезображенный безумием, страшен, ибо не осознаёт, что творит. Или не осознаёт собственного могущества в абсолютно спокойном, тихом безумии.

Рун по новому взглянул на разбойника — решение лежало на самом виду. Его невозможно ранить и превратить в пузатую кастрюлю. Но он всё ещё человек.

Вспомни, вторила не унимающаяся Гитра — Большого Ну-у задушили во сне, а досужая сказка про утонувшего чародея вовсе не сказка.

Потому что даже будучи облачён в чародейские доспехи маг, в первую очередь, человек. Он может стать твёрже камня и питаться солнечными лучами, но вне заклинаний уязвим точно так же, как все остальные.

Мы с этим жили, сказала Гитра.

Мы с этим умерли, мрачно отозвались Рубера и Мяхар.

Грудь великана вздымалась от тяжёлого дыхания. Рубаха пошла разрывами, норовила лопнуть от напряжение. Разгорячённый, но отнюдь не уставший, Мик ритмично дышал ртом. В глазах бородоча играл восторг собственным могуществом. Рун перед ним — слаб и жалок. Урони он на паршивца скалу — и тот бы точно не пережил. Но сил на скалу не было, было на другое.

Рун пустил звуковую волну в толщу земли. Та побежала, рассказывая ему обо всём. Как очарованные стоят у края самого леса и смотрят на бесконечно высокие верхушки елей. Как прячутся в норах пушистый зайлинги, и недовольно топорщат уши, слыша шум наверху. Как плачет и стонет, будто брошенная дева, старое дерево-пискушка.

И как задорно журчит холодный ручей. Всего в сотни ри, чуть дальше, если на юг.

Рун проскользнул у паршивца между ног. Бахвалящийся своим достоинством головорез глухо ухнул, схватился за промежность. Юный чародей уязвил не только его слабое место, но и задел гордость. Мик взревел едва оправившись от боли — ему хватило пары мгновений. Словно машина Древних, он устремился в погоню за едва ушедшим чародеем. Рун не оборачивплся — ему не нужно было видеть, чтобы понять: время пустых разговоров кончилось. Разбойник в ярости из-за его последней выходки. Здравый смысл ухмыльнулся и покачал головой — что поделать, теперь пан или пропал. По крайней мере, убьёт за один удар, и уже плевать на все предыдущие угрозы головореза.

Рун таил надежду, что у него получится. Подземные течения, словно боязливый червь, перетекали из одного русла в другое, то глубоко ухая под землю, то едва не пробиваясь ключом среди россыпи кустов. Он тащил чародея к себе, словно на привязи. Рун, даже без магии, чувствовал себя легче чем прежде. Он не бежал — почти парил, ловко перепрыгивая с камня на камень. Он отдался целиком и полностью на откуп интуиции, вильнул в самый последний момент к многовековому дубу. Вовремя — лапища Мика поймала лишь воздух. Грация резко остановившегося мальчишки была неведома великану. Инерция толкала и гнала его в спину, судьба сунула под ноги некстати оказавшийся булыжник.

Мик споткнулся, могуче ударившись оземь. Рун почти чуял ту волну боли, что ураганом пронеслась по телу его противника.

Разбойник словно оставил её на потом. Не давая себе и мгновения на передышку, он вновь оказался на ногах — только лишь для того, чтобы пятка юного чародея использовала его спину, как опора.

— Я сожру твои уши, еганый мажонок. Ар-ррррро! Как у той суки, ты слышал?

Рун не слышал. Сознание последнего из Двадцати ловило совсем иные сигналы. Парню казалось, что он слышит как растут иголки на елях. Ну губах чувствовался вкус свободы. Мир как будто разом поменял свои краски и перевернулся с ног на голову.

Ручей оказался сразу за холмом. Бил прямиком из под каменистой насыпи. Вода призывно журчала, предлагая прямо сейчас припасть к её холодным, освежающим источникам. Разгорячённый Рун прыгнул прямо в середину. Ноги ушли под воду по колено, в рассыпную бросились стайки до бестолкового любопытных рыб. Здесь, сказал самому себе чародей. Здесь, кивнул ему мастер Рубера. Может, сказал призрак в голове чародея, ученик из тебя был и не самый лучший, но место для смерти ты выбрал хорошее.

Красивое.

Парень сглотнул.

Великан показался почти сразу же, не давая последнему из Двадцати перевести дух. Даже сквозь ночную мглу было видно всклоченную бороду головореза и раскрасневшуюся донельзя морду.