Последний из Двадцати (СИ)

— Нет! — успел выдавить из себя юный чародей, выставивший перед собой руку в тщетных надеждах остановить свою служку. Что будет дальше он знал: Ска увидела в обращённой Виске угрозу, опасность для хозяина. Быть слишком угрожающим рядом с Руном — всё равно что подписать себе смертный разговор. Бывшая чародейка тоже не желала сдаваться без боя, пересилив саму себя, она поднялась на задние лапы, высоко задрала морду и запищала. Для автоматона это ничего не значило. Ска размашисто рубанула ладонью наотмашь — вставшая на дыбы Виска тотчас же получила в подарок красивую, рассёкшую плоть линию. Из разверстого тулова повалились неприглядного вида потроха. Автоматон не останавливалась на достигнутом: стальной хваткой вцепилась в горло, подняла обращённую над собой. Рун ждал, что даже в своём новом облике его подруга сотворит с десяток заклинаний, обложит себя охранками, затянет свежую рану, будто её никогда и не было.

Тщетно. Виска в рука механической куклы была словно залежавшийся мешок картошки…

— Ска, остановись!

Но было слишком поздно. Слова чародея будто тонули во мгле, послышавшийся же хруст костей казался бесконечно звучащей в ушах канонадой. Виска скорчилась на земле, будто испорченная кукла. В её новом, крысином облике глаз всё равно выхватывал родные для чародея очертания.

Глава двенадцатая, часть четвёртая

— Что ты наделала? — Рун сам не понял, когда успел вскочить на ноги. Те, впрочем, продержались недолго: поддаваясь охватившему чародея с ног до головы бессилию, он рухнул перед телом на колени. На его глазах оно обретало прежние очертания. Когда-то он слышал, что смерть нещадно уродует всякого, кто попал в её жадные объятия. А теперь он видел наоборот — бывшая гигантской крысой девчонка с каждым мгновением становилась меньше, тоньше, краше.

— Что ты наделала?! — по щекам Последнего из Двадцати крупными каплями катились горькие слёзы. Маны, её остатки, норовили вот-вот обрушиться на Ска ураганным огнём. Словно не помня самого себя от вдруг навалившегося горя, парень коснулся перстня-активатора. Сейчас, говорил он самому себе, сейчас я сорву эту треклятую побрякушку, вышвырну её прочь, вот только…

— Самоуничтожься! — выкрикнул он на возвышающуюся над ним стальную деву. Ска смотрела на его истерику спокойно и ни о чём не сожалея.

— Это же была она… Виска! — словно ещё на что-то надеясь, он начал тормошить покойную — та была совершенно безучастна к его скорби. — Сгинь, пропади, исчезни! Взорвись, слышишь?

Парень накинулся на Ска с кулаками, словно дряной мальчишка. — Это была Виска… Мы с ней… ночью. А ты нас тогда поймала… Ты всегда её ненавидела, ты…

Его щёку тут же обожгло ударом. Ска била наотмашь, тыльной стороной ладони. У парня чуть было не вылетели зубы, застонала челюсть. Он смотрел на механическую служку так, как не смотрел никогда. В праведный гнев вмешался иной вопрос — что она себе позволяет?!

— Ты…

Она ударила его вновь, на этот раз чуть сильнее. Рун повалился наземь. Захрустела трава под ладонями, руки заливала синяя жижа. Качнув головой, сгоняя с себя наваждение, юный чародей взвился, будто факел.

Ска схватила его за шиворот, подтянула к себе. Третий удар был слабее, но юный чародей повис в хватке механической куклы. Словно нашкодившего котёнка, не размениваясь на слова, она ткнула его в изувеченную тушку Виски.

Та уменьшалась с каждым мгновением. При жизни она была ниже юного чародея на целую голову, но сейчас она сначала усохла до размеров ребёнка, затем и младенца. Теперь уже разум говорил, что следует поверить увиденному, а глаза отказывались принимать. Сквозь бледную кожу покойницы вновь проступила шерсть. Исчезнувший хвост вновь вытянулся мерзким красным шнуром, вытянулась морда.

Перед Руном теперь лежала та самая крыса, которую он видел, едва они вышли на поле. Впалые, раздутые после смерти бока, облезшая шкура, покрытые коркой грязи струпья ран.

Его начало тошнить. Безумие, что должно было восторжествовать, взвыло от безнадёги. Стальная кукла прижала к себе хозяина, будто в объятия, на взмокшие от жары волосы чародея опустилась её ладонь.

Близость верной автоматона гнала прочь сумасшествие. Её умение быть рядом и закрыть собой вновь приняли на себя удар. Рун ощутил сначала стыд, затем злость — почему только он столь легко поддаётся во власть любого морока? Если так легко одурачить одного из Двадцати — так ли они могущественны, как говорят?

Он отстранился от её объятий не сразу, лишь спустя минуту. Ска не держала его — он был волен, как никогда.

— Ска, я… — слова оправдания не спешили лечь ему на язык. Он посмотрел в её ставшее безучастным лицо и осознал — уже в который раз! — что ей ни к чему его оправдания. Она просто принимает его со всеми ошибками и недостатками.

Подавившись словами извинений, парень закашлялся. Лишь прочистив горло, спросил.

— А остальные? Ты нашла остальных?