Последний из Двадцати (СИ)

Ситр скользнул в дверной проём, но дрогнувшие уши предупредили его о опасности. Автоматон-горничная, сжимая в руках метлу словно боевой шест была бесстрастна к своей неудаче, тут же предприняла очередную атаку. Мерзавец издевался над несчастной механической куклой — он будто заведомо знал, куда она будет бить в следующий раз. Палка метлы хрустнула, когда он прыгнул на неё — лишившаяся оружия автоматон. казалось, впервые в своей жизни встретилась с непониманием, что делать дальше. Он не дал ей секунды на то, чтобы она смогла обновить алгоритмы — запрыгнул ей на плечи, когтями изодрал плоть кожимита, обнажив стальные потроха.

Руну оставалось только подивится, откуда ситр знает устройство механических кукол родом из Вирании. чтобы так быстро добраться до манипулятивного сердечника? Лишившаяся того, что служило ей сердцем, механическая дева застыл на месте, а после обмякла. будто тряпичная кукла. Ситр же казался недовольным — плохая жертва. Не кричит. не стонет, не извивается от боли? Какой в этом толк? Взрыв, ухнувший неподалёку обдал его каменной крошкой, обжёг вынырнувшим потоком пламени. Живым факелом в коридоре завывали разбойники, спеша прочь. Ситру показалось, что он слышит зов той самой боли, что жаждал и поспешил к ней навстречу.

Мастер Рубера был твёрд, как никогда. На грозном понуром лице не было и тени страха. Оружием он выбрал тонкий, упругий клинок: одного за другим, будто жалом, он убивал нападавших. О дикой усталости учителя фехтования говорили разве что взмокшие усы, дрожащие руки и куча тел рядом с ним.

Он стоял среди них, как предвестник гибели любому, кто отважится сделать ему хоть шаг навстречу.

В людях жила глупость — Рун убеждался в этом раз за разом. Убедился и теперь, когда память ситра, что прокисший суп, поставила перед ним очередную картину.

Разбойников было четверо. Где-то в глубине души в них ещё царил страх — перед ними чародей! Сейчас же как заколдует!

Мастер Рубера как будто забыл все заклинания разом. Или не мог колдовать. Парень вглядывался в облик учителя, пытаясь понять, что с ним случилось? Кто-то заключил его в кандалы из саффиритовой лазури? Но Рубера был настолько силён, что смог бы колдовать даже сквозь них…

Они решили его взять числом. Ситр, едва завидевший старика, сызнова улыбнулся — казалось, он уже видит смерть чародея и предвкушает её, будто хорошее вино.

Бросились все и сразу. Руна кольнул стыд — нечестивцы посмели осквернить величественные своды Шпиля, обратив его в своё обиталище, в грязную подворотню.

Мастер Рубера ответил ровным выпадом в плечо того негодяя, что оказался ближе остальных. Клинок тупо ткнулся в твёрдость кожного наплеча, заставил противника остановиться, сделать шаг назад повернуться боком. Рубера вывел клинок, перехватил руку с кинжалом второго разбойника, пинком в пах повалил его наземь, полоснул по горлу нечестивца, что был сзади и размашисто держал над головой топор.

Четвёртый был вооружён малуритом и стоял поодаль остальных. Рун смотрел на него снизу вверх, отмечая и невысокий рост разбойника, хрупкое телосложение, нечто привязанное к ноге. Словно желая оскорбить мастера Рубера больше прочих, парень был инвалидом. Пальцы неловко, но старательно выводили на деке одну руну за другой, готовя мстительному чародею россыпь неприятных сюрпризов.

Малурит загудел, исторгая из себя накопленную энергию, чуть не отбросил стрелка прочь — буро-малиновый поток устремился к учителю фехтования. Рубера схватил того разбойника с наплечем, которого настоятельно отпихнул вначале, и резко толкнув направил его навстречу выстрелу.

Несчастный оброс волосами, что через мгновение обратились змеями. Завизжав от зародившегося ужаса, он повалился наземь — новые обитатели его тела спешили воздать ему по заслугам ядом и остротой клыков.

Калека не сдавался — Руну казалось, что ему-то как раз следует бежать и молить судьбу с провидением, чтобы престарелый чародей не решил идти в погоню.

Рубера был скор на расправу, не желая знать подобной глупости, как милосердие. Ноги, крепкие и ещё полные сил, были быстры так же, как в далёкой юности. Безмолвной гибелью фехтовальщик летел к паршивцу с малуритом.

Рун не успел различить, когда в воздухе скользнул кинжал. Рубера сбил чужой снаряд на лету, отскочил от стены, рубанул клинком.

Калеке повезло, он успел закрыться малуритом, качнуться в сторону и бревном повалиться наземь. Стабилизирующий кристалл на кончике ружья хрустнул от удара, залил мелкими осколками пол.

Ситр спрыгнул на старика сверху, со спины. Глупые разбойники, бестолковые, ничего не способные! Но это ничего, бурлил в голове бестии неизбывный азарт, это даже хорошо! Приятно быть смертью самому.

Он прилип к мастеру Рубера, словно мешок. В узловатых пальцах сверкнул кинжал — точно такой же, какой был брошен до того. Кровь из свежих ран прыснула потоком, алыми брызгами осела на белизне стен. Ситр колол старика не глядя, похрюкивая от наслаждения, упиваясь его кровью, что тёплым молоком.