Последний из Двадцати (СИ)

От этого становилось неуютно. Парень всегда верил, что его возмездие священно и не ведает жалости, но обратить Мика булыжником сейчас и на глазах у всей семьи? Совесть орудовала плетью, в тысячный раз говоря ему "нельзя! " и ему нечем было ей ответить, кроме тишины.

Тишина.

Мик не говорил ни слова, его жена молчала, молчали дети. Молчаливое веселье разлилось за окном, будто дурнопахнущая лужа; Рун видел застывшую у входа в дом механическую куклу — зачем он только велел ей остаться снаружи? И что противней всего, молчали призраки учителей. Мяхар, Рубера, даже Гитра — словно устав от бестолковости своего ученика покинули его голову и оставили один на один с происходящим. Разбирайся, мол, как ведаешь и знаешь.

Рун пару раз порывался что-то сказать, но выходило скверно. Ему казалось, что стоит ему открыть рот, как слова беззвучием рассыпаются прямо в воздухе.

Свято место не оказалось пусто. Вытеснив учителей, их место занял глас звенящей тишины. Зачем тебе слова, дурачок, неустанно спрашивала она раз за разом. Слова только губят, делают хуже. Словами обманывают, словами скрывают и дарят телеги ложных надежд. Разве если убрать всё это — не наступит настоящее счастье?

Счаст-тье. Щасте. Сей час тие…

Парень покачал головой, прогоняя гнусное наваждение, вцепился в глиняную плошку, сделал пару осушающих глотков. Поперхнулся. Мик добродушным хозяином похлопал его по спине, одарил дружеской усмешкой.

И это-то один из тех разбойников, что напал на Шпиль? Вывернул руки матриарха, отрезал ей голову? Кровавый Крюк, гроза дорог, смерть чародеев?

Рун не верил собственным глазам. На языке последнего из Двадцати злыми бесами вертелись вопросы. Здравый смысл сопротивлялся пряничному мирку, что окружал его со всех сторон. Отчаянно и зло он множил вопросы, не давая парню с головой уйти в забытье окружающего.

Парень ощутил в себе дикое, неизбывное желание остаться здесь — всего на день-другой. Тишина, после первой атаки перешла ко второй. Она была согласна с чародеем почти во всём, кроме последнего. День, вопрошала она приветливым взглядом бывалого разбойника? Мик щурился, будто говоря, что дня-другого для счастье недостаточно. Может быть, лучше неделя?

Парень не торопился с ответом. Перед тем, как зайти в дом, он обменялся со Ска знаками. Автоматон кивнула в ответ, когда он показал ей три пальца — велел обследовать окрестности на предмет странного.

Потому что, видят Архи, странного здесь куда больше, чем хотелось бы.

Нутро чародея, привыкшее к тому, что за каждым кустом как минимум по разбойнику подсказывало, чуяло подвох за версту. Парень плёл одно заклинание за другим. Те рыскали вокруг чародея в тщетных поисках того, кто осмелился вытворять с его разумом шутки.

Не в силах подняться, последний из Двадцати улыбался хозяину в ответ. Мгновение — и вот перед ним уже сидят три внимательных пары глаз. Следят за каждым движениям, тая надежду ухватить подвох за хвост. Двое мальчишек и одна девочка — коротенькое платьице, сопливое лицо. Рун вытащил из-за её уха монетку ровны, заставил нарисованные угольком глаза тряпичной куклы закрываться и открываться.

Мик вышел во двор, а хозяйка смотрела, чтобы дети не докучали излишне дорогому гостю.

Наивному гостю.

Бегунки, посланные чародеем, возвращались к нему без новостей. Бабы, дети, старики. Веселье без смеха, песни без слов. Треклятая, гнетущая тишина молчания, беззастенчиво пожирающая один звук за другим.

Но больше нечего.

Чего он, в конце концов, хотел увидеть, немым укором вопрошали возвращающиеся поисковики. Рун злился, но сам не знал ответа на свой вопрос.

Гостеприимство разбойника оказалось навязчивым и гораздым на выдумки. После застолья — дети требующие чудес от чародея, за детьми явилась молитва Архи. Парень вдруг понял, что не может вспомнить, когда и в какой момент обеденный стол сменился алтарницей. Солнце, лениво катящаяся за горизонт, приглушённый свет, огрызок давно оплывшей свечи, чад и вонь подтаявшего воска. Рун стоял на коленях перед деревянным истуканом — плохо, но любовно выструганным из целиковой деревянной чушки. Сколько времени прошло? Где, проигранцы её раздень, шляется Ска? Парень попытался встать, но у него ничего не получилось. Как будто всё его тело само хотело преклонить колени перед досужими суевериями местных…

За молитвой явилась девица. Юному чародею казалось, что где-то он уже её видел, вот только память понуро жмёт плечами. Дочь, неописуемым жестом показал ему Мик. Не замужем…

Рун осматривал её с ног до головы, чуя, как внутри него самого нарастает омерзение. Он перевёл взгляд на бородоча, пытаясь получить ответ — что перед ним? Взятка? Убийца магов пытается откупиться от него своей дочерью, прямо как на базаре?

Маленькая, на полголовы меньше, чем Виска, оценивающе говорили ему глаза. Из под накидного фартука остро торчали бугорки грудей. Взгляд в пол, рыжая копна волос, россыпь веснушек на лице…

Она смотрела на него снизу вверх, заворожённо и осторожно — парень вдруг ощутил порыв дикой, необузданной страсти, и абсолютной власти над ней.