Эл прошёл по затянувшейся корке, покрывшей дощатый пол, придав ему тёмный глянец. Эманации смерти витали повсюду, словно столбики пыли, завихрялись вокруг окованных сапог демоноборца. Он вышел на середину храма и поднял голову. Взгляд лишённых белков глаз заскользил по обнажённым телам, расположившимся на стене за алтарём. Сколько их здесь было? Несколько десятков. Они давали толщину, объём композиции, заполнив пространство до самого камня, служившего местом жертвоприношений. Руки, ноги, спины, животы, груди, сморщенные мужские и почти неразличимые в полумраке женские гениталии, разверстые в немом крике рты с вывалившимися распухшими языками, скрюченные пальцы, похожие на когти стервятников, глянцево синеющие ягодицы и километры выпущенных внутренностей, оплетших море трупов, слившихся в динамичной многофигурной «скульптуре» — одной из тех, которыми украшал пространство странствующий Художник. Его чудовищные инсталляции заполоняли складки материи, служа кровавыми стежками, которые накладывал чудак в лиловом камзоле с нелепой шпажкой на боку. Уверенно он двигался с востока на запад, оставляя за собой шлейф из швов и смрада, сотни пустых оболочек, высушенных, как пустыня, мёртвых, словно солончаки. И демоноборцу никак не удавалось его догнать.
Только теперь Эл услышал жужжание насекомых, облепивших трупы. Они копошились повсюду — внутри и снаружи, ползали, жрали, откладывали личинки. Этот звук, единственное свидетельство жизни, словно вырвался из-под толщи тишины — так бывает, когда выныриваешь, и вода спустя несколько секунд покидает ушные извивы. Охотник подошёл ближе. Его губы зашевелились, произнося сложное заклинание. Изо рта потекло зелёное, прозрачное, похожее на ядовитый туман. Он был своим в этом царстве мёртвых, но в то же время композиция, составленная Художником, буквально кричала о своей чуждости. И в каждом доме, который посетил «скульптор» (а он не упускал никого, ни единой человеческой души), было то же самое — Эл в этом не сомневался.
Демоноборец направил струившийся из своего чрева туман в жуткое месиво мяса, гноя, запекшейся крови. Бесплотные щупальца проникали во все щели, окутывали мертвецов, заползали червями в глазницы, рты, уши и бесчисленные раны, нанесённые острым, как бритва, кинжалом (Эл знал, каким).
И никакого отклика. Нижний мир не мог выдать своих пленников, потому что не владел ими. Только звенящая пустота была ответом некроманту. Никто не избежал страшной участи, ни единый обитатель Годура. Все его жители стали собственностью Художника. Сотни опустошённых тел, гниющих оболочек — вот всё, что нашёл в городе демоноборец. Но он знал, что ещё один знак оставил для него зловещий путник, пересекавший Пустошь из одного конца в другой. Цифра, выведенная кровью, выложенная поверх застывшей корки, словно драгоценными камнями, оскальпированными детскими головами, она зияла зловонным росчерком на полу прямо перед обтянутым человеческой кожей алтарём. Пять. Выведенная любовно, со старанием. Художник никогда не спешил и не халтурил, словно и не гнался за ним беспощадный убийца. Он вёл обратный отсчёт своих «шедевров», стягивая складки пространства, накладывая их одну на другую, кроя мир на свой лад. Создавая новую вселенную.
Эл всосал зелёный колдовской туман. Оставаться в городе дольше не имело смысла: он увидел всё, что должен был. Развернувшись, демоноборец зашагал прочь. Он направлялся в гостиницу, где в номере на втором этаже за шкафом его ждал вертикальный разрез.
Глава 17
— Значит, два сердца, говоришь? — ухмыльнувшись, Кезо нашёл взглядом глаза своей спутницы. Та ответила лёгкой улыбкой, которая могла означать всё, что угодно. — Слышь, Эра? Два чёртовых сердца!
— Я сижу рядом, Кей, и пока не оглохла, так что да, я слышала.
— Дерзкая штучка, — подмигнул охотник Арко Спиллиану. — Это мне в ней и нравится.
Градоначальник затянулся, выпустил дым и подался вперёд, грузно положив локти на стол. Одежда натянулась на его телесах, так что стали видны лоснящиеся проплешины. Арко Спиллиан задумчиво пожевал губами, зыркнул на сидевшего напротив демоноборца. Обычного человека — вроде тех балаболов, которые приезжали в Годур до Мёртвого Легионера.
— В общем, если опередишь некроманта, две тысячи звенящих бэнтов твои, — проговорил он. — Он собирается прикончить старика-стригоя на рассвете.
Кезо потёр давно небритый подбородок, скосился на девушку.
— Ну, что, Эра, возьмёмся? Поможем добрым людям сэкономить немного денег?
— Двух тысяч мало, — жёстко ответила охотница.
— Слышал? — усмехнулся демоноборец, обращаясь к Арко Спиллиану. — И я согласен с крошкой. Три с половиной — вот цена за два сердца вашего паршивого бродяги.
Градоначальник засопел. Он, конечно, хотел сэкономить, но рассчитывал зажать побольше, чем полторы штуки.
— Три, — сказал он. — По полторы за сердце.
Охотник растянул тонкие губы в холодной улыбке. Вместо одного зуба матово поблёскивал стальной протез.
— Что скажешь, милая?
— Идёт.
Кезо хлопнул себя по ляжке.