Со стороны Ункаса и разведчика требовалось необычайное самообладание, чтобы продолжать путь так же величественно, как они шли мимо хижин, особенно когда беглецы заметили, что любопытство взяло верх над страхом и караульные подошли к хижине, дабы убедиться в действии колдовства на пленника. Малейшее неловкое или нетерпеливое движение Давида могло выдать их, а выгадать время было необходимо. Громкие крики мнимого псалмопевца привлекли многих любопытных, которые следили за уходившими, стоя у порога своих хижин; раза два-три им пересекали дорогу воины, движимые суеверием или осмотрительностью. Но никто не останавливал их, темнота ночи и дерзость попытки благоприятствовали их замыслу.
Беглецы уже выбрались из селения и быстро приближались к густому лесу, когда из хижины, где был заключен прежде Ункас, раздался протяжный громкий крик. Могиканин вздрогнул.
– Погоди! – сказал разведчик, хватая друга за плечо. – Пусть они крикнут еще раз. Это был только крик удивления!
Медлить, однако, не пришлось, так как в следующее же мгновение новый взрыв криков наполнил воздух и разнесся по всему лагерю. Ункас сбросил с себя медвежью шкуру. Соколиный Глаз слегка ударил его по плечу и проскользнул вперед.
– Ну, пусть теперь дьяволы гонятся по нашим следам! – сказал разведчик, вынимая из куста два заряженных ружья; размахивая над головой «оленебоем», он подал Ункасу его ружье. – По крайней мере двое из них найдут свою смерть.
Они опустили ружья, как делают это охотники, готовясь к началу действий, бросились вперед и вскоре исчезли во мраке леса.
Глава XXVII
Антоний. Я буду помнить.
Ведь слово Цезаря – закон.
Любопытство дикарей, оставшихся у темницы Ункаса, одержало верх над страхом перед колдуном.
Осторожно подкрались они к щели, сквозь которую пробивался слабый свет огня. В продолжение нескольких минут они принимали Давида за своего пленника, но затем случилось именно то, что предвидел Соколиный Глаз. Певец, утомленный долгим сидением в скорченном положении, постепенно стал вытягивать ноги; наконец одна из ног коснулась угасавших углей и отбросила их в сторону. Сначала гуроны подумали, что это сила чародейства так изуродовала могиканина. Но когда Давид, не подозревая, что за ним наблюдают, повернул голову и показал свое простодушное лицо, всякие сомнения рассеялись даже у легковерных дикарей. Они бросились в хижину и, накинувшись на сидевшего там человека, немедленно увидели обман. Тогда раздался первый крик, который услышали беглецы. За ним последовал второй, в котором уже звучали злоба и жажда мести. Как ни был тверд Давид в своем намерении прикрыть бегство друзей, он все же подумал, что наступил его последний час. У него не было ни книги, ни камертона; пришлось обратиться к памяти, редко изменявшей ему.
Громким, полным вдохновения голосом он запел первые стихи заупокойного псалма, чтобы приготовиться к переходу в другой мир. Индейцы вовремя вспомнили о его безумии и, выбежав из хижины, подняли на ноги все население лагеря.
Лишь только раздались звуки тревоги, двести человек уже были на ногах, готовые отправиться в бой или в погоню за врагом. Известие о бегстве пленника быстро распространилось, и все члены племени, с нетерпением ожидая распоряжений начальников, собрались вокруг хижины, где обычно проходил совет племени. Понятно, что присутствие хитрого, умного Магуа оказалось необходимым при таком неожиданном событии. Имя его сейчас же стало передаваться из уст в уста, и все с изумлением оглядывались вокруг, не видя его среди толпы. За ним тут же послали гонцов с требованием немедленно явиться.
В то же время самым проворным и ловким из молодых воинов приказано было под прикрытием леса обойти прогалину, чтобы удостовериться, не замышляют ли чего-нибудь против гуронов их подозрительные соседи – делавары. Женщины и дети бегали взад и вперед; во всем лагере царило страшное волнение. Но мало-помалу всеобщее беспокойство стало ослабевать, и через несколько минут старейшие вожди собрались в хижине совета.
Громкий гул многочисленных голосов возвестил о приближении отряда, которому предстояло сообщить еще более удивительную новость. Толпа расступилась, и несколько воинов вошли в хижину, неся на руках злополучного колдуна, которого Соколиный Глаз так долго держал в неволе.
Гуроны по-разному относились к этому человеку: одни слепо верили в силу колдуна, другие считали его обманщиком. Но теперь все слушали его с глубочайшим вниманием. Когда он закончил свой короткий рассказ, выступил отец больной женщины и, в свою очередь, рассказал все, что было ему известно. Эти два рассказа дали надлежащее направление поискам, к которым гуроны немедленно приступили со своей обычной осмотрительностью.