Последний из могикан

– Ты хочешь знать, где он? – спросил Мунро. – Я послал его поболтать с французом… Ах, сэр, вы молоды, проворны и уже пришли обратно!.. Ну, озорница, уходи-ка со своей болтовней. Разве здесь не достаточно хлопот для солдата и без твоей трескотни?

Алиса засмеялась и последовала за Корой, которая направилась к двери, понимая, что им оставаться неудобно.

Вместо того чтобы спросить Дункана о результате его миссии, Мунро несколько мгновений ходил взад и вперед по комнате, заложив руки за спину, опустив голову, как человек, глубоко ушедший в свои мысли. Наконец он поднял глаза, полные отцовской любви, и заметил:

– Это прелестные девочки, Хейворд! Любой отец мог бы гордиться такими детьми.

– Вам незачем спрашивать мое мнение о них, сэр…

– Правда, молодой человек, правда, – прервал его нетерпеливый старик. – Вы собирались полнее высказать ваше мнение по этому вопросу в тот день, когда вошли в форт, но я счел, что старому солдату незачем говорить о свадебных благословениях и праздниках в такое время, когда враги его короля могут сделаться незваными гостями во время бала. Но я был не прав, Дункан, мой мальчик, я ошибался и в данную минуту готов выслушать вас.

– Несмотря на то удовольствие, которое ваши слова доставляют мне, дорогой сэр, я должен прежде всего передать вам поручение Монкальма…

– Пусть француз и все его полки убираются к черту, сэр! – почти крикнул запальчивый ветеран. – Он еще не овладел фортом Уильям-Генри, да и не овладеет им, если только Вебб поступит так, как должен поступить. Нет, сэр, мы, слава богу, еще не в таком трудном положении, чтобы кто-нибудь имел право сказать, будто Мунро так озабочен, что не в состоянии подумать о своих семейных обязанностях. Ваша мать была единственной дочерью моего задушевного друга, Дункан, и я выслушаю вас теперь, хотя бы все рыцари ордена святого Людовика стояли у ворот нашей крепости под предводительством самого святого и просили милости поговорить со мной!

Заметив, что Мунро со злобным удовольствием выказывает умышленное презрение к поручению французского генерала, Хейворд решил подчиниться временной прихоти старика, которая, он знал, не могла затянуться надолго, и потому ответил как можно спокойнее:

– Как вам известно, сэр, я осмелился заявить притязание на честь сделаться вашим сыном.

– Да-да, мой мальчик, помню. Ваши слова были достаточно откровенны и понятны. Но позвольте мне спросить вас: так же ли ясно вы говорили с моей дочерью?

– Клянусь честью, нет! – горячо вскричал Дункан. – Если б я воспользовался преимуществами моего положения и высказался, я нарушил бы ваше доверие.

– У вас понятия истинного джентльмена, майор Хей-ворд, и это очень похвально. Но Кора Мунро – скромная девушка и не нуждается в чьей-либо опеке, хотя бы в опеке отеческой.

– Кора?..

– Да, Кора. Ведь мы говорим о ваших притязаниях на руку мисс Мунро, сэр?

– Я… я… я… Кажется, я не упоминал имени, – запинаясь, произнес Дункан.

– Так чьей же руки вы просили у меня, майор Хейворд? – спросил старый воин, не скрывая оскорбленных чувств.

– У вас есть другая, не менее привлекательная дочь.

– Алиса?.. – вскрикнул старик с таким же удивлением, с каким Дункан недавно повторил имя его старшей дочери.

– Да, я люблю ее.

Молодой человек молча ждал, как отнесется к его словам Мунро. Полковник долго ходил по комнате; его суровые черты подергивала судорога, и, казалось, он погрузился в раздумье. Наконец старик остановился против Хейворда и, взглянув ему в глаза, заговорил:

– Дункан, я любил вас ради того, чья кровь течет в ваших жилах; я любил вас за ваши собственные качества; наконец, любил, думая, что вы принесете счастье моей дочери. Но вся моя любовь превратилась бы в ненависть, если бы то, чего я опасаюсь, оказалось истиной.

– Я не могу предположить, чтобы какой-нибудь мой поступок или мысль вызвали такую страшную перемену! – воскликнул молодой человек, глаза которого ни на минуту не опустились под проницательным взглядом Мунро.

Не допуская мысли, что Дункан не понимает чувств, которые волнуют отца, старик смягчился, видя, что Хейворд с твердостью выдержал его взгляд, и уже гораздо более спокойным голосом продолжал:

– Вы желаете стать моим сыном, Дункан, а между тем совершенно не знаете истории человека, которого стремитесь назвать отцом. Сядьте, юноша, и я в коротких словах открою вам раны моего сердца…

В эту минуту поручение Монкальма было в равной мере забыто и Дунканом, который его принес, и Мунро, которому оно предназначалось. Оба собеседника подвинули стулья, и, пока ветеран несколько мгновений раздумывал о чем-то, очевидно, очень грустном, молодой офицер старался подавить нетерпение, скрывая его под видом почтительного внимания. Наконец Мунро прервал молчание.