Последний из рода Демидовых. Том II

— Семьи всех погибших сегодня пилотов МПД переедут в Российскую империю в самое ближайшее время и получат пенсию по потере кормильца пожизненно для вдов. Дети же погибших будут получать пособие вплоть до восемнадцати лет.

Нохай перевёл. А пилоты ожили, лёд в глазах растаял, а они радостно и оживлённо начали переговариваться между собой. Теперь же мне нужно было произвести как можно более сильное впечатление на Толстого, и я подрубил «Ауру Власти».

— Но это не всё! Эти люди, — я обвёл рукой Толстого и его слуг, вместе с приведёнными пилотами их стало двадцать один, — они не понимают, что наделали. И я сейчас не о нападении на моё поместье! Я не могу вдаваться в подробности, так как часть информации имеет гриф секретно и разглашать я её просто не имею права. — нагнал я тумана, — Скажу лишь, что действия этих людей направлены против нашего государя — Александра IV, и вполне могут привести к его свержению!

Собравшиеся зашептались и загомонили, а монгольские пилоты начали смотреть на меня совсем другими глазами.

— Но и это ещё не всё. Так совпало, что получить информацию, так нужную императору, могу только я, причём выполнив мерзкий и богопротивный ритуал жертвоприношения. И я считаю справедливым, чтобы жертвами сего действия стали те люди, на которых лежит вина за сложившуюся ситуацию!

У моих слуг это не вызвало особой реакции, к моему удивлению. Да, я переживал в первую очередь за то, что слуги начнут протестовать и возражать, но все восприняли новость спокойно. А вот люди Толстого завопили, словно их резали на живую:

— Господин! Мы же просто слуги!

— Мы знать не знали про дела графа, пощадите!

— Не надо, умоляют!

И это играло мне на руку. Когда возле тебя истерят, ты сам начинаешь заводиться и теряешь самоконтроль. Я посмотрел на графа, в его глазах застыл страх. А слуги, ничего потерпят, в следующий раз будут думать, к кому идти в услужение. Я достал телефон, сделал вид, что набираю номер и заговорил:

— Простите, что ночью, ваше преподобие, но обстоятельства… — начал было я и замолчал.

— Да, взяли в плен Толстого и его людей. Нет, он ничего не говорит. Вы даёте разрешение на ритуал? — я изобразил облегчение, — Хорошо, значит, инквизицию вы предупредите и гостей не будет?

Я закивал как болванчик и начал прощаться:

— Доброй ночи, епископ Димитрий!

Мой спектакль возымел действие, Толстой начал раскачиваться на месте и что-то отчаянно мычать. Я же делал вид, что не замечаю этого, а затем продолжил:

— Все эти люди, — я обвёл рукой связанных слуг Толстова, — будут сожжены прямо сейчас, на ваших глазах! А их души отправятся к демонам в рабство и будут вечно мучиться. Такова плата за информацию, так нужную мне и государю.

Я подошёл к пленникам и активировал демоническую печать. Под ногами у связанных жертв вспыхнула алым цветком пентаграмма, отчего люди завопили, а граф замычал ещё более громко и самозабвенно. У паренька лет двадцати на глазах выступили слёзы и покатились по щекам, судя по комбинезону, он служил пилотом МПД. Ну, ничего, это не смертельно.

Я осмотрел сидевших кучкой пленников критическим взглядом:

— Степан, маловато дров. Надо ещё принести, а то не разгорится костёр как надо.

— Да, Клемент Аристархович. — пробубнил здоровяк и кивнул слугам, те тут же исчезли.

А через пару минут возле пленников появились ещё дровишки. Толстой же буквально выпрыгнул со своего места, извиваясь и дёргаясь, как червяк, насаженный на рыболовный крючок.

— Ну что тебе? — деланно безразлично спросил я у графа, — Хочешь последнее слово сказать?

Он вытаращил глаза, насколько это вообще было возможно и замычал, закивал головой и всячески показывал своим видом, чтобы ему вынули кляп.

— Ну, хорошо. — я небрежным движением вытащил грязную тряпку изо рта, и Толстого прорвало.

— Я всё скажу! Только не сжигайте! Диадема у Долгорукого, это он! Он всё устроил! Всё скажу… умоляю!

У меня глаза полезли на лоб:

— У какого Долгорукого?

— У Ивана Фёдоровича, князя Долгорукого! — затараторил Толстой.

— А зачем ему диадема? — задал я логичный вопрос.

— За тем самым, — огрызнулся Толстой, но сразу же исправился, — он первый по праву наследования, после цесаревича Алексея! Если тот умрёт, то престол может перейти к Долгоруким!

Я отвернулся, пазл сложился в картину. Вот он мотив нападения на Сильвию и причина, для чего вообще понадобилась диадема.

— Кто ещё участвовал в заговоре? — с нажимом спросил я.

Граф отвёл глаза, сжал губы и, собрав волю в кулак, ответил:

— Я не буду говорить о других! Они ни в чём не виноваты…

— Завтра тебя всё равно допросят по полной в управлении инквизиции, и ты всё равно, всё скажешь! — попытался вразумить Толстого я, но без особого энтузиазма.

— Вот завтра и скажу! — зло сверкнул глазами граф.

А у меня не было никакого желания допытываться.

— Степан, в подвал их, и обложи подавителями камеры хорошенько!

— Слушаюсь, господин! — отозвался Дуб.