Последний из Воротынцевых

Вера, еще раз потянувшись и зевнув, стряхнула наконец с себя дремоту и, сорвавшись с постели, перебежала комнату, кинулась к сестре, обняла ее, а затем, высунув свое еще заспанное личико с взъерошенными волосами через ее плечо, окинул смеющимся взглядом прелестный пейзаж, далеко раскинувшийся перед нею в ярком солнечном блеске.

— Ах ты, бесстыдница! В одной сорочке! Ну, Боже сохрани, увидит кто! — забранилась няня. — Иди скорее умываться, проказница!

— Нянечка, я сейчас… меня никто не увидит, я за Соню спрячусь. Как хорошо пахнет цветами!.. Ах, как хорошо! Соня, как ты думаешь, что нам привезет папенька? Я видела во сне, что на мне браслет золотой с красными камнями, очень красивый. А может быть, он нам подарит такие филиграновые корзиночки, как у Маши Голицыной. Мы поедем сегодня верхом, Соня? Мне хотелось бы далеко-далеко — в монастырь или еще дальше. Поедем сейчас, Соня! Пожалуйста, милая, душенька, поедем! — болтала она, прижимаясь к сестре и целуя ее куда ни попало. — Гриша, может, скоро вернется, поедем с ним… к завтраку назад можно вернуться. А то еще лучше — поедем по дороге в Грушевку, навстречу папеньке с маменькой.

— А вокализы? А дуэт повторить? — напомнила Соня.

— Ах да, у меня еще пейзаж не совсем готов! Вчера вечером мсье Вайян не мог вставить его в рамку, потому что дерево с левой стороны еще не доделано, — печально сказала Вера.

— Ну, вот видишь! Одевайся скорее!

Но Вера не трогалась с места.

— На что ты так смотришь? — спросила она, вглядываясь в изумрудные углубления промеж листвы разбегавшихся по всем направлениям аллей.

— Ни на что особенно, так, — неохотно ответила Соня.

— А мне показалось, будто ты с кем-то разговариваешь. Ее нетерпеливо прервали:

— Одевайся скорее.

Когда Вера, привыкшая повиноваться сестре, отошла к умывальнику, у которого ее ждала няня, Соня поспешно высунулась из окна и, кивнув по направлению к высокому дубу, за который при появлении у окна Веры спряталась мужская фигура, выбежала из комнаты. В одно мгновение слетела она с лестницы, промчалась через столовую и гостиную, выскочила в дверь на крытую террасу, густо обвитую вьющимися растениями, и задыхающимся от волнения голосом прошептала:

— Гриша!

Из-за дерева появился юноша с корзинкой в руках.

— Ландыши? — спросила Соня, не спуская с него смеющегося взгляда.

— Ландыши. Здравствуй!

Они поцеловались.

— Вот я прибежала скорее, чтобы прежде всех знать, что ты принес.

— Да я никому и не показал бы прежде, чем тебе.

Глаза Сони сверкнули счастьем.

— Так и стоял бы за дубом?

— Так и стоял бы.

И оба от избытка безотчетного веселья, переполнявшего им душу, звонко засмеялись.

— Ну, покажи, покажи… сейчас Вера придет. Ах, сколько ландышей! Где это ты нашел такое множество? — вскрикнула девушка, от восхищения всплескивая руками, когда, сняв листья, которыми были прикрыты нежные белые цветы, он подал ей корзинку. — Ах, какая прелесть! — повторяла она, пригибаясь все ближе и ближе к цветам, пока зардевшееся от восторга личико совсем не утонуло в них.

А Гриша молча, с блаженной улыбкой на полураскрытых губах, любовался ее грациозной белой шейкой и густыми кудрями, выбивавшимися из-под гребенки.

— Ах, как хорошо пахнет! — вымолвила она ослабевшим голосом и, подняв голову, вскинула на юношу опьяненный ароматами взгляд, а затем, в порыве благодарности за доставленное наслаждение, протянула ему обе руки. — Какой ты милый, что достал эти цветы!

— Это последние, — вымолвил он в смущении, не зная, что делать с ручками, так доверчиво отданными в его распоряжение.

Наконец, не смея ни пожать их, ни поцеловать, он выпустил их из своих дрожащих пальцев и, бессвязно повторив: «Это последние!» — покраснел до ушей.

Соня не удивилась его смущению. К его странностям сестры успели привыкнуть и, когда на него находили припадки беспричинной печали, задумчивости или конфуза, никогда не спрашивали, что с ним, а старались только наперерыв развеселить его ласками и рассказами.

— Ты очень хорошо сделал, что съездил за ландышами, — сказала она, ставя корзину на пол и опускаясь рядом с нею. — Это любимые папенькины цветы. Он писал нам с Верой: «Жаль, что не застану в Святском ландышей», — помнишь?

— Помню, помню, — рассеянно ответил Гриша.

Его лицо постепенно омрачалось под наплывом мыслей, закружившихся в его голове при напоминании о приезде Сергея Владимировича из Петербурга.

Какие вести привезет он из столицы?