Последний камикадзе

Каждый раз, когда Отодзиро проезжал мимо каких-то строений, стоящих на той стороне железнодорожного полотна, он задумывался: «Что находится там, в домиках за высокими заборами?» Предупредительные надписи запрещали приближаться к забору ближе нем на 100 метров. День и ночь вдоль колючей проволоки, подсвеченной по ночам прожекторами, ходили парные посты.

Но Отодзиро так и не пришлось узнать то, о чем позже узнал весь мир во время Хабаровского процесса над военными преступниками. В домиках размещались лаборатории отряда № 731, в котором под руководством генерала Исии ученые в военных мундирах готовили преступление против человечества. В ретортах и колбах выращивались культуры бактерий опаснейших инфекционных болезней: сибирской язвы, холеры, брюшного тифа и чумы. В опытах, проводимых над пленными китайцами, изучались способы ведения бактериологической войны…

Стремительное наступление Красной Армии в Маньчжурии сорвало планы японцев и предохранило человечество от страшных последствий эпидемий, которые подручные генерала Исии готовы были вытряхнуть из контейнеров с зараженными насекомыми и грызунами…

На полигон прибыли в десятом часу. Спешившись, Отодзиро отдал повод лошади ординарцу. Разрешил солдатам сделать короткий привал, а сам направился на наблюдательный пункт. Там его уже ожидал подпоручик в танкистском комбинезоне.

— Господин штабс-дапитан, танковый взвод готов для обкатки солдат, — отрапортовал он.

— Хорошо, подпоручик, начинайте, — важно разрешил Отодзиро, усаживаясь на раскладной табурет, стоящий под большим зонтом. Здесь, в тени, на ветерке, было не столь жарко. Достав ив футляра бинокль, Отодзиро взмахом платка разрешил начинать обучение.

Наблюдая в бинокль за действиями подчиненных, он время от времени посылал ординарца с приказаниями к командирам рот. Труднее всего в такую жару приходилось солдатам. Юркие, как ящерицы, они переползали из одной воронки в другую. Подпустив танк метров на пятнадцать, солдаты оказывались в мертвом пространстве для пулеметов и, изготовившись, бросались между гусениц, плотно вжимаясь в землю, чтобы не зацепиться за танковое днище. Большинству это удавалось.

«Если я успею хорошо подготовить своих солдат, — думал Отодзиро, — то батальон будет непроходимой преградой для танков противника. Тысяча моих солдат — это огромное подвижное минное поле. И если не один, так другой «тэйсинтай» остановит «шерман» или тридцатьчетверку. А у генерала Набутакэ в бригаде четыре таких батальона…»

Некормленые солдаты позли и ползли, исчезая под днищами танков. Время от времени сквозь рокот моторов прорывались истошные вопли. Бедняга «тэйсинтай», допустивший ошибку, досрочно уходил в мир блаженства, где не нужно было ежедневно мотать обмотки, слушать команду «Подъем!» и получать зуботычины от унтер-офицеров.

2

Рассвело. Сидя у открытого окна электропоезда, Ясудзиро курил сигарету, пытаясь разогнать сон. Он возвращался в отряд из поездки в Хиросиму. Сегодня ему пришлось подняться гораздо раньше, чем бы ему хотелось, но он должен успеть в Ивакуни до начала тренировочных полетов, назначенных им на сегодня.

Электропоезд, мягко постукивая по стыкам рельсов, уносил его все дальше от семьи, и мысли его возвращались к обыденным отрядным заботам.

Лето уже на исходе, а обещанного перелома в ходе войны все нет и нет. Ясудзиро выпустил на задания большую часть своих камикадзе, а силы американцев на море и в воздухе не уменьшались.

Дорога шла вдоль побережья Внутреннего Японского моря. Выбив щелчком сигарету из мундштука, Ясудзиро с неприятным чувством вспомнил вчерашний разговор со своим тестем, зашедшим повидаться с ним. Постаревший Киёси Морисава весь вечер жаловался на войну, принесшую ему разорение: все капиталы вложены в торговлю шелком-сырцом, но если до войны шелк шел на экспорт, то теперь лежал в самой империи, не находя сбыта. Морисава не в состоянии платить своим поставщикам — крестьянам, занимавшимся шелководством. И они, чтобы не умереть с голоду, вынуждены выкорчевывать тутовые деревья и сажать на их месте сладкий картофель и сою, обрекая на гибель червей, производящих шелковую нить.

Патриотические речи Ясудзиро о том, что армия и флот ведут решающие бои, о том, что близится решающий день, от исхода которого будет зависеть судьба империи, на Морисаву впечатления не произвели. И самое неприятное - отец, его отец, полностью разделял мысли Морисавы и молился за быстрейшее окончание, как считали они, проигранной войны…