– Тогда мы думали, что ограждаем тебя от переживаний.
– А вместо этого отрезали меня от семьи, – не сдержался Дес. – Решили, что я не имею права знать, почему мама плачет, почему ты срываешься на мне и не ночуешь дома, почему вы избегаете друг друга и ведете себя так, будто стали чужими.
– Мы отдалились, потому что каждый корил себя: в том, что случилось с тобой и нашим нерожденным сыном, что мы любим тебя недостаточно сильно, чтобы уберечь… Не знаю, как объяснить… На словах все звучит странно.
Отец замолчал и опустил голову, точно прячась от болезненной правды.
– Тогда зачем ты это говоришь?
– Когда ты сказал, что виноват в произошедшем, я будто в зеркало заглянул. Знаешь, я ведь тоже чувствовал себя виноватым, ненадежным и слабым, потому что не смог защитить тех, кого любил. Но это не помогло справиться с потерей.
– Кажется, я уже не справляюсь, – тихо сказал Дес и закрыл глаза. Вместо темноты он увидел красные круги, похожие на лужи крови. К горлу подкатила тошнота.
Присутствие отца не утешало. Хотелось закричать, прогнать его и остаться одному, чтобы позволить себе быть слабым, а не слушать внезапные откровения с опозданием на десять лет.
– Извини, что рассказал обо всем сейчас. Просто мы с мамой тут вспомнили о прошлом… Как бы я ни старался, у меня до сих пор дыра в сердце.
– Такая, что ее не удалось заполнить даже внебрачными детьми?
Это прозвучало слишком грубо. Он понял это по тому, как отец отпрянул в сторону, словно обжегся, и по затянувшейся паузе.
– Бред, – сказал он наконец. – О тебе тоже распускают грязные сплетни. И что?
– А твои женщины, которых ты приводил
Дес встречал их всякий раз, когда мама уезжала по делам или чтобы проведать сестру в Лиме. Томные, кокетливые, с наигранными манерами, они свысока называли его «
Гленн небрежно пожал плечами.
– Ошибки молодости.
– Это было пять лет назад.
– Хочешь сказать, за это время я помолодел?
– Ты неисправим. – Дес покачал головой и снова отвернулся.
Любой разговор с отцом заканчивался одинаково. Не стоило даже пытаться. Он убеждался в этом столько раз и все равно попадал в ловушку детских ожиданий. Гленн никогда не говорил больше, чем хотел, и, стоило задать неожиданный или неприятный вопрос, тут же отстранялся. Когда крыс загоняешь в угол, они пытаются напасть, чтобы защититься. Он выбирал тот же способ скрывать свою слабость. Но сейчас что-то изменилось.
–
Его грубые мозолистые пальцы – напоминание о тяжелой работе на лесопилке – дотронулись до плеча Деса. Странно, но на миг он будто бы вернулся в далекое детство, когда оно было счастливым и безмятежным, когда он сам был таким.
– Я сломал правую руку, пап. Заключать контракты не получится.
Дес выдавил из себя слабую улыбку и здоровой рукой потянулся к отцу. Он не знал, почему для него важно прикоснуться к нему. Может, он хотел заглушить холод, оставшийся на кончиках пальцев, которые касались мертвого тела Чармэйн; или хватался за любое ощущение живого, чтобы не провалиться в темноту; или просто тянулся к тому, чего так не хватало все эти годы. И когда ладонь отца крепко сжала его пальцы, он понял, что больше не один.
Глава 30
Гостеприимный дом
Хочешь что-то спрятать – положи у всех на виду, но так, чтобы даже не подумали там искать. Охо точно знали, что никто не ожидал застать Ризердайна в доме вдовы Олберик.
Поместье на берегу бухты напоминало собой городок и, освещенное газовыми фонарями, гудело, точно улей. Даже в столь поздний час здесь кипела жизнь.
На пирсе их встретил мажордом с лицом человека, не обремененного недосыпом, и повел сквозь благоухающий сад с фонтанами, скульптурами и мозаичными дорожками. На пути они увидели зевающую девушку, выгуливающую трех пушистых, будто игрушечных, собак, донимавших противным лаем садовника, что возился у клумбы с розами. У пруда чистильщик вылавливал листья сачком, а в окнах на первом этаже, в хозяйственном крыле, горел свет. Легко было представить, как в жарких комнатах, пышущих паром, суетятся прачки, пока хозяйка поместья крепко спит.
Внутри особняка скрывалась кричащая роскошь, от которой болели глаза. Ризу казалось, что он идет по музею антиквариата, где нельзя ни к чему прикасаться. Широкая мраморная лестница, начищенная до блеска, вела к гостевым спальням, приготовленным для них заранее.