Последний ход

Все взгляды обратились ко мне, единственной, кто был в платке. Я почувствовала, что отец Кольбе рядом со мной напрягся. Мне была приятна его забота, но этого было недостаточно, чтобы моё сердце не подпрыгнуло к горлу. В этот момент больше, чем когда-либо, мне хотелось провалиться сквозь землю.

Фрич начал лихорадочно перебирать бумаги.

– Должно быть, произошла ошибка, герр комендант.

– У меня нет времени на ошибки! – закричал Хёсс, прерывая лепет подчинённого. – Мне нужны мужчины – труженики, усердные труженики, – а девчонка не годится для работы. Позаботься об этом, Фрич. – Он ушёл, красный от гнева, рявкая что-то о слабоумии, которое свирепствовало среди тех, кто был приписан к его лагерю.

Комендант покинул плац, а я уставилась на гравий, не в силах смотреть в глаза Фричу, – они царапали и сдирали с меня всё, погружая во власть внутреннего ужаса. Фрич заставил меня пройти регистрацию только для того, чтобы отправить к стене казни. Я была уверена в этом. Всех женщин-заключённых отправили туда, за исключением той еврейки. Наверняка и её пощадили только затем, чтобы использовать в каких-либо целях. Страх обвился вокруг меня, сжимая всё крепче, и я убедилась в том, что он убьёт меня прежде, чем у пули появится шанс. Я стиснула в кулаке крошечную пешку.

Раздался звук приближающихся шагов, и мне не нужно было поднимать голову, я и так знала – это он. Сначала я увидела его ноги, потом раскрытую ладонь. Должно быть, он понял, что я держу что-то в руках.

У меня не было выбора. Пешка, которую сделал для меня тата, упала в руку Фрича.

Я надеялась, что теперь он уйдёт, но он этого не сделал. Как только я подняла голову, Фрич посмотрел на меня с тем же нетерпением, как в тот раз, когда мы встретились на железнодорожной платформе: как будто он был ребёнком, а я его новой любимой игрушкой.

– Здесь нет никакой ошибки. Интеллигентная девочка, полька, верно? – Его циничное предположение было верным – и мама, и отец получили университетское образование. Я прожила под нацистской оккупацией достаточно долго, чтобы знать: немцы презирают поляков-интеллектуалов, они планируют превратить нас в расу необразованных рабочих. – Непригодна к труду, – продолжал он говорить, оценивая меня взглядом. – Не способна к выживанию. Не подходит ни для чего, кроме этого… но это временно. – Он зажал тонкую шейку пешки между большим и указательным пальцами, стал крутить её взад-вперёд, взад-вперёд, медленно и расчётливо. Он сжимал пешку всё сильнее и сильнее, его пальцы побелели.

Внезапный щелчок заставил меня вздрогнуть, затем обезглавленная пешка была брошена к моим ногам. Последний подарок отца.

Пока я сверлила взглядом пешку и боролась с подкатившим к горлу комом, Фрич вернулся к своим товарищам. Я не слышала их разговора, но несколько охранников метнулись в разные стороны. Когда они вернулись, один нёс маленький столик, другой – два стула, а третий – коробку. Приказав заключённым посторониться, они поставили всё это передо мной и приказали сесть. Я бросила быстрый взгляд на озадаченные лица людей, окружающих меня, в то время как Фрич указал на заключённого в нескольких метрах от нас.

– Ты умеешь играть в шахматы?

Глаза мужчины расширились, но после того, как до него дошёл смысл вопроса, он заметно вздохнул и кивнул:

– Я довольно неплохой игрок, герр лагерфюрер.

Фрич велел ему сесть напротив меня. Как только он занял своё место, охранник, державший коробку, поставил её перед нами. Шахматный набор.

Фрич кивнул, а я с трудом сглотнула, чтобы унять бешено колотящееся сердце. Взглянула на отца Кольбе, затем открыла коробку и достала фигуры из двух внутренних отделений. Судя по марке внутри, это была фирма «Дойче Бундесформ». Как симптоматично, что нас заставляли играть набором, изготовленным нацистами.

Эти крепкие, примитивные фигуры никак не могли сравниться с изящными и богато украшенными фигурами моего домашнего набора «Стаунтон». Расставив белые, я сделала дебютный ход – ферзевая пешка на две клетки вперёд. Я решила сконцентрировать свою атаку на слабых полях в игре чёрных, защищённых только их королём. Чёрная ферзевая пешка двинулась навстречу моей, поэтому я сходила белопольным слоном влево по диагонали, проверяя свой план. Если сопернику не удастся защитить своего короля, я раньше разовью своего ферзя – рискованный и часто глупый ход, но я была готова им воспользоваться в том случае, если мой противник проявит небрежность.

Мужчина внимательно изучал центр доски и, казалось, хотел сосредоточиться на контроле за центром, но не на защите своего короля. Отлично. Он начал развивать чёрного коня – подвинул его к моему левому краю, что нисколько не помешало моей стратегии. Я переместила своего ферзя так, чтобы и у него, и у слона была прямая линия атаки на слабое поле чёрных, атаки, сокрушительной для их короля. Чёрные продолжали концентрироваться в центре, соперник переместил туда второго коня, теряя возможность защищаться.