Последний холостяк

Он теснее прижал ее к себе и погладил ладонью по спине и бедру. Она прильнула к нему и припала щекой к его груди. Он мог бы уговорить ее нанести ему визит этой ночью, но предпочел остаться джентльменом: отстранился и, кивнув в знак согласия, сказал:

– Вы правы, Антония, не надо торопиться. Но помните, что я от вас без ума и готов ждать вас столько, сколько вам понадобится для принятия решения. А пока прощайте! – Он повернулся и покинул спальню.

Она проводила его растерянным взглядом и на ослабевших ногах подошла к туалетному столику. Несколько минут она сидела молча, не вглядываясь в свое отражение. Наконец ее затуманенный взгляд скользнул по зеркалу – и глаза чуть было не вылезли из орбит от изумления. На нее смотрела взлохмаченная полубезумная развратница с опухшими губами, трепещущими ноздрями и вожделением во взгляде. Неужели именно такой и видел ее Ремингтон? О Боже, какой позор! Вот во что превратило ее их самозабвенное совокупление! Она принялась расстегивать пуговицы на платье, распахнула его и увидела, что набухшие груди покрыты синяками от засосов, а соски пылают. Страсть с новой силой нахлынула на нее.

Как же ей жить после всего этого? Что делать?

Но зеркало не давало ответа на этот вопрос.

Антонию охватило отчаяние.

Напускного спокойствия Ремингтону хватило, лишь чтобы с невозмутимым видом покинуть ее дом. Но стоило только ему очутиться на улице, как сердце вновь бешено застучало, вызывая тягостную боль в груди, а живот свело. Ему показалось, что он умрет, если не будет двигаться, и он быстро пошел по Пиккадилли в направлении Мейфэра, где свернул в Гайд-парк, надеясь, что там никто не обратит внимание на то, что он спорит вслух с самим собой.

С поднятым воротником, руками, засунутыми в карманы распахнутого пальто, и пылающим взором; которым он сверлил дыры в тротуаре, Ремингтон выглядел жутковато. Прохожие шарахались от него, как от опасного умалишенного, сбежавшего из сумасшедшего дома, а дамы провожали его изумленными взглядами. Переходя улицу, он лишь чудом не попал под экипаж, но даже это казалось ему пустяком по сравнению с той опасной ситуацией, в которую он сам загнал себя.

Его не на шутку встревожило соглашение, заключенное им со своими приятелями по холостяцкому братству – Вулвортом и другими членами клуба «Уайтс», павшими жертвой интриг Антонии. Суть этого договора заключалась в том, что он обязался заманить ее в свой дом, соблазнить и позволить обманутым ею джентльменам застать ее в его постели в самый пикантный момент, как в свое время поступила с ними она. Но теперь, после всего того, что произошло между ними, граф уже не мог решиться на такой позорный шаг.

Он действительно был очарован и пленен этой красавицей, прячущей под холодной внешностью пылкую натуру вакханки. Заманив его с помощью своих искушенных старых кокеток в ловушку, Антония пробила брешь в его защитном панцире и завладела его сердцем.

Отныне он уже не считал ее расчетливой и хладнокровной поборницей нравственности, ставящей для неблагоразумных холостяков силки супружества. Она перевоплотилась в желанную женщину, гордую, чувственную, ранимую и невероятно страстную. И сегодня вечером граф надеялся закрепить свой успех и превратить ее в постоянную любовницу.

Переступая порог особняка леди Пакстон в первый раз, Ремингтон вынашивал план доказать ей свое превосходство, коварно склонить ее к интимной близости и потом опозорить, мстя за обманутых друзей. Однако сейчас одна мысль об этих гнусных намерениях доставляла ему страшную душевную боль. И что же ему в таких обстоятельствах следовало делать? Граф в очередной раз поморщился и глухо зарычал от досады.

Перед его мысленным взором возникли пьяные физиономии других участников заговора против Антонии Пакстон, возложивших на него роль мстителя за испытанные ими по ее вине унижения. Страшно было даже представить те гримасы гнева и негодования, которые неминуемо исказят их в случае его отступничества. Нет, после всех громких публичных клятв и обещаний, отказ от порученной ему миссии был бы расценен в узком кругу благородных джентльменов как постыдное предательство. И тогда двери элитных клубов и приличных домов для него оказались бы навсегда захлопнуты. Он превратился бы в изгоя и был бы вынужден отказаться как от политической деятельности, так и от привычного образа жизни. Кто станет общаться с аристократом, не умеющим держать слово?

С другой стороны, как человек чести, он уже не смог бы вновь обрести душевный покой, если бы принес доброе имя Антонии в жертву неписаным законам членов элитного мужского клуба. Не говоря уже о том, что неизбежный разрыв с ней означал бы для него кошмарные физические мучения, точнее, страдания неудовлетворенной мужской плоти. Так стоили ли все вышеперечисленные напасти того, чтобы угодить горстке старых школьных приятелей, жаждущих отмщения?