Последний холостяк

Фитч рассказал агентам секретной службы ее величества все без утайки, умело переплетая правду с домыслами. Затем его обыскали, забрали у него кошелек, выволокли на улицу и там бросили. Домой ему пришлось возвращаться пешком, утешаясь тем, что у него целы все ребра и нет фингала под глазом. Но больше всего согревала ему душу идея нового сенсационного очерка – о его похищении загадочными злодеями. В том, что Лондон будет этим потрясен, Фитч не сомневался.

Глава 20

– Этот проклятый букет обошелся мне в кругленькую сумму, – пробурчал, поводя головой и оттягивая воротничок, Эверстон, стоявший рядом с Ремингтоном с букетиком цветов в потной руке. В другой руке у него была коробочка, перевязанная алой шелковой лентой. – Что за дурацкая затея!

– Замолчите, Эверстон! – прошипел граф Ландон. – Мы с вами уже все обсудили, довольно хныкать! И прекратите скупердяйничать, из-за этого у вас и возникают все неприятности.

– И правда, Эверстон, не скулите! Граф прав, нельзя же трястись над каждым пенсом! – проворчал Трублуд, сжимавший в руке очень скромный букетик фиалок. – Будьте же наконец джентльменом!

Он просунул руку под жилет и почесал грудь.

Разговор этот происходил в холле особняка леди Пакстон, пока Хоскинс ходил за Антонией. В ожидании новой встречи с ней двое брошенных мужей нервничали, вспоминая свой последний визит сюда. С балкона и с лестницы их с любопытством рассматривали перепуганные обитательницы дома. Ремингтон любезно поздоровался с ними и осведомился о здоровье Клео. Ему было сказано, что больная поправляется, и это его весьма порадовало.

Вышедшая вскоре из столовой Антония замерла, узнав грубиянов, нанесших ей оскорбление, и нахмурилась.

– Вы сегодня прекрасно выглядите, любезная леди Пак-стон, – поспешил сделать ей комплимент Ремингтон и вышел вперед.

Она действительно была великолепна в синем шелковом платье, чудесным образом сочетавшемся с ее темно-голубыми глазами и с красиво уложенными локонами волос, обрамлявшими лицо, не тронутое ни пудрой, ни помадой, ни следами слез.

– Что делают эти господа в моем доме? – гневно воскликнула она, с презрением глядя на Трублуда и Эверстона, имевших наглость сначала вломиться в спальню графа Kappa, когда она лежала в его постели, а потом и в ее собственные владения, требуя вернуть им их беглых жен.

– Антония, смените гнев на милость, – вкрадчиво промолвил Ремингтон. – Позвольте им увидеться с их супругами. Конечно, они не заслуживают такой снисходительности с вашей стороны, но я взываю к вашему милосердию! Будьте великодушны, простите им их грехи, и вы убедитесь, что даже самый безнадежный мужчина способен измениться. Более того, я позволю себе выразить уверенность в том, что и жены этих забулдыг найдут их совершенно другими людьми.

– Не слишком ли многого вы от меня хотите, ваше сиятельство? Всякому великодушие есть предел! – холодно ответила Антония. – Эти негодники неисправимы! И не заслуживают прощения! А вы, граф, злоупотребляете моим добрым к вам отношением, заступаясь за них!

– Я понимаю, что рискую лишиться вашей благосклонности, мадам, – понизив голос, промолвил Ремингтон. – Но отчаяние моих протеже столь велико, что я не могу остаться равнодушным. Поверьте, в супружестве люди порой изменяются не только в худшую, но и в лучшую сторону.

Его доводы и неотразимая улыбка смягчили ее сердце, и она, послав дворецкого за Маргарет и Элис, предложила гостям подождать их в гостиной. Вид Трублуда был ужасен: запавшие глаза, одутловатость и щетина на подбородке красноречиво говорили о том, что он впал в ипохондрию, махнув на себя рукой. Но еще больше поразило Антонию волнение, с которым он сжимал букетик фиалок в волосатой руке.

Маргарет и Элис нерешительно вошли в зал и, взявшись за руки, остановились. Антония подошла к ним, подхватила их под локти и подвела к мужчинам. В гостиной воцарилась тишина. Первым ее нарушил Эверстон.

– Нам нужно поговорить наедине, Маргарет, – сказал он, не глядя ей в глаза.

– Говори здесь, Альберт, я не хочу с тобой уединяться. Пусть все слышат наш разговор! – ответила Маргарет.

– Это относится и к тебе, Бэзил Трублуд, – заявила своему супругу Элис, хотя в ее взгляде и угадывалась жалость к нему.

– Осмелюсь заметить, что вам можно было бы и уединиться, всего на несколько минут, – сказал Ремингтон. – Сердечные вопросы трудно обсуждать при посторонних.

– Вот держи! – воспрянув духом, буркнул скупой член парламента и сунул жене под нос букет цветов. – Я потратил на них уйму денег!

Маргарет не без колебаний приняла подарок, понюхала цветы и, смягчившись, направилась к диванчику в дальнем углу комнаты. Эверстон последовал за ней и, присев на край дивана, положил коробку, перевязанную лентой, себе на колени.

– А это для меня? – спросила у Трублуда Элис, глядя на букетик.

– Что? Ах да! Тебе ведь нравятся фиалки!

Элис взяла букетик, уже слегка увядший, поднесла его к лицу и с наслаждением понюхала. Трублуд просиял. Элис молча кивнула ему на диван и первой села.