– Какого дьявола ты вспоминаешь старое! Я был уверен, что мы разобрались во всем, что произошло в ту проклятую ночь! Казалось бы, после всего, что я сделал, пытаясь доказать тебе искренность своих намерений и чувств, которые я питаю к тебе, я мог рассчитывать на взаимность. Тем более что и ты призналась, что веришь и нуждаешься во мне.
– Дело вовсе не в этом! – вскричала Антония, схватив его за рукав. – Пойми же наконец, что я всегда буду любить тебя, ежедневно и ежечасно встречаться с тобой, делить с тобой постель, еду и досуг, но замуж за тебя я не выйду.
– Проклятие! Так объясни же, чего ты хочешь? Стать моей содержанкой?
– Нет, мне хватает и собственных средств. Да и мои принципы не позволяют мне превращаться в куртизанку. Я подразумеваю совершенно другое! Если хочешь, считай меня своей любовницей.
– Любовницей? – свирепея, переспросил граф. – Любовница мне не требуется, мне нужна законная жена! Я хочу обзавестись семьей, детьми, прислугой, хочу, чтобы ты хозяйничала в нашем доме и поддерживала в нем покой и огонь в семейном очаге. А двери держала бы на замке от непрошеных безумных визитеров. Я хочу прогуливаться с тобой по улицам на зависть Лондону, чтобы люди оборачивались и провожали нас восхищенными взглядами. Хочу, чтобы ты носила мою фамилию и стала графиней Ландон.
Выпалив эту тираду на одном дыхании, Ремингтон тотчас же понял, что совершил ошибку.
Побледнев как мел, Антония вскочила и с дрожью в голосе воскликнула:
– Роль расфуфыренной бессловесной куклы меня не прельщает! Я не желаю никому принадлежать! Поэтому тебе придется удовлетвориться иной моей ролью – твоей любовницы. Клянусь, что дело вовсе не в моем упрямстве или предубеждении. Просто я видела слишком много неудачных браков и не знаю ни одной действительно счастливой пары, такой, в которой царили бы любовь и взаимопонимание, привязанность и сотрудничество. Я сосватала тринадцать своих подруг и…
– Чертову дюжину? – переспросил, ужаснувшись, Ремингтон и поперхнулся.
– Да, если тебе так угодно! И вот теперь пять моих бывших протеже сбежали от своих мужей ко мне, отчаявшись дождаться от них хотя бы уважения. Не удивлюсь, если в самое ближайшее время сюда прибегут и все остальные.
Каких именно беглянок она имеет в виду, граф прекрасно знал – жен завсегдатаев «Уайтс», разумеется. Взволнованно взъерошив пальцами волосы, он вскричал:
– Так отошли же их поскорее к мужьям! Пусть они сами разбираются в их несчастной участи.
– Посуди сам: Альберт Эверстон так скуп, что следит, как бы его жена Маргарет не съела лишнего куска. Бертран Ховард неделями не замечает Камиллу. Лорд Вулворт закрывает глаза на злобные придирки своей матушки к невестке. А Бэзила Трублуда пугает излишне горячий темперамент бедняжки Элис… Нет, я не могу их прогнать! Пусть поживут еще у меня.
Граф помрачнел и покачал головой.
– Женившись, все мужчины резко меняются, – с горечью продолжала свой патетический монолог Антония. – Они превращаются в холодных, равнодушных и скупых эгоистов, рассматривающих своих жен только с позиции выгоды, а то и как предмет интерьера. И в результате вскоре меняются и женщины: их заботит не уют в доме, а впечатление, которое производит их жилище на гостей. Они превращают в культ украшения, мебель, одежду, внешний вид и положение в обществе. Браки портят людей, даже тех, которые прежде искренне любили друг друга. – Она нервно потерла ладони, прошлась по комнате взад-вперед, повернулась и подвела итог: – Так вот, Ремингтон, я не хочу превращаться в удобную домашнюю вещь! Понятно?
Он с недоумением посмотрел на нее и, дрожа от злости и обиды, воскликнул:
– «Удобной» ты в любом случае стать не сможешь, с твоим-то ершистым характером, Антония! Более неуживчивой и норовистой особы, чем ты, мне в жизни встречать не доводилось!
Он повернулся к ней спиной, надел жилет и сюртук, обернулся, обжег ее взглядом, прошел мимо нее и, отперев дверь, промолвил, ткнув в Антонию указательным пальцем:
– Но я все равно женюсь на тебе! Даже если это и будет стоить мне жизни!
С этими словами он вышел в коридор, сбежал по лестнице, раскланявшись по пути с Элинор и Поллианной, потребовал у Хоскинса шляпу и трость и с гордым видом удалился, надменно вскинув голову.
Но уже выходя на крыльцо, граф услышал, как дворецкий пробормотал себе под нос:
– Везучий мерзавец!
Направляясь к стоянке наемных экипажей, Ремингтон, однако, вовсе не чувствовал себя таковым. О каком везении могла идти речь, если целый день безудержной, дикарской страсти закончился новой размолвкой с Антонией? Графа охватили тоска и отчаяние, у него даже начал подергиваться левый глаз. Ему и в голову не приходило, что он когда-нибудь потерпит фиаско, пытаясь втолковать упрямой даме, что одной безудержной страсти мало для полного счастья, что женщине нужно иметь свой дом, мужа и детей, чтобы ощутить себя полностью удовлетворенной и умиротворенной. В чем же коренится причина упорства Антонии?