Последний холостяк

С этими словами она поспешно ушла со двора, готовая провалиться от стыда сквозь землю. Губы Антонии пылали от греховного поцелуя, запечатленного на них коварным искусителем, задавшимся целью сбить ее с праведного пути, сердце бешено стучало, а колени дрожали. Она прислонилась спиной к стене коридора и мысленно обратилась к Богу с просьбой уберечь ее от козней Ремингтона Карра, умудрившегося лишить ее рассудка и превратить в безмозглую похотливую тварь, жаждущую все новых и новых жарких лобзаний, тесных объятий и страстных ласк. Ах, как низко, однако, она пала! От роковой черты лишь один шаг. И не появись в этот момент во дворе Элинор с подносом в руках, этот плотоядный дикарь увлек бы ее в адскую бездну страсти.

Придя в себя, леди Антония прошла в малую гостиную, схватила рукоделие, уселась в кресле возле окна и начала вязать. Но, заняв вязальными спицами руки, она не могла обуздать мысли: подобно диким скакунам они стремительно унесли ее в красочный мир воспоминаний. Не прошло и минуты, как тело ее вновь запылало, а дыхание участилось. Ей мнилось, что руки Ремингтона касаются ее бедер и талии, а в низ живота упирается нечто объемистое и твердое, но не край корсета. Антония заерзала в кресле, судорожно вздохнула и приказала себе не драматизировать ситуацию, а попытаться найти в ней обнадеживающие моменты.

Ведь в конце концов она добилась определенного успеха в приручении своего заносчивого оппонента. Он уже не огрызался на каждое ее замечание и стал менее раздражительным. Очевидно, сказывалось влияние на него наставниц, имевших солидный житейский опыт. И если бы ей удалось постоянно сохранять в общении с ним дистанцию, не совершать необдуманных поступков и держать эмоции в узде, то она бы наверняка выиграла пари и существенно изменила воззрения этого вольнодумца на роль и место женщины в британском обществе.

В ее распоряжении оставалось еще двенадцать дней… И ночей! Вспомнив об этом, Антония поежилась от странного, пугающего предчувствия: за столь долгий срок всякое могло случиться…

Перетаскивая вычищенные ковры назад в залы и спальни, Ремингтон попытался сохранять хладнокровие, но смутная тревога продолжала грызть его сердце. Вот уже дважды за минувшие двое суток он держал Антонию в объятиях и страстно целовал ее в губы. Притворяться, что это ординарное происшествие, ему было дьявольски трудно. Что, черт подери, с ним произошло? Отчего он так взволнован? Быть может, все дело в сладости ее податливых алых губ? Или головокружительном эффекте, который произвел на него ее шикарный упругий бюст? Либо в ее осиной талии и крутых бедрах? А вдруг эта чаровница вдохнула в него некий волшебный дух, который поселился в его чреслах и посылает оттуда настойчивые сигналы в мозг?

Эта женщина совсем еще недавно была ему ненавистна, теперь же его охватила неуемная страсть овладеть ею. Такая метаморфоза не могла не обеспокоить Ремингтона. Тем не менее внутренний голос вовремя шепнул ему, что не одного его терзало чудовищное вожделение. Ее вздохи, стоны и телодвижения во время поцелуев свидетельствовали о том, что и она охвачена пламенем сладострастия. От этой отрезвляющей мысли на душе у графа тотчас же стало гораздо спокойнее. Он с облегчением вздохнул и самодовольно подумал, что весьма преуспел в деле совращения поборницы матримониальных традиций.

А приводя себя в порядок перед ужином, Ремингтон решил, что впредь не позволит себе унизительных для мужчины сомнений и опасений. При первой же подходящей оказии ему следует овладеть Антонией Пакстон и продемонстрировать ей, что такое подлинный любовный пыл. Она должна умолять его любить ее сильнее, со слезами просить не прекращать их амурный порыв, стонать и рыдать от охватившего ее чистого восторга. Лишь тогда он обретет право считаться победителем этого пари! И посрамит строптивую дочь сатаны, дерзнувшую бросить вызов ему, благородному борцу за торжество свободной любви.

Домой он вернулся приблизительно в том же физическом состоянии, что и накануне: изможденный, едва волочащий усталые ноги и чувствующий боль в каждой клеточке своего тела. Едва лишь взглянув на своего господина, Филиппе и Манли влили в него добрую порцию бренди и потащили в ванную.

Выйдя оттуда, Ремингтон обнаружил в своей шикарной спальне, декорированной в стиле эпохи Людовика Четырнадцатого, дядюшку Паддингтона – старик сидел на софе и, покуривая вересковую трубку, читал газету «Гафлингерс».

– Что с тобой происходит, мой мальчик? – вынув изо рта трубку, спросил он у племянника. – Ты носишь дамский корсет, заключаешь пари с женщиной, исполняешь женскую работу в ее доме. И чем вся эта затея для тебя закончится? Ты хочешь стать всеобщим посмешищем, дружок? Потрудись объяснить свое экстравагантное поведение!

– Но это обыкновенный спор, дядюшка! Азартная игра! – пожав плечами, возразил Ремингтон и промокнул влажный лоб полотенцем, переброшенным через плечо. – Стоит ли вам из-за этого нервничать? Пустячное дело!