В ратуше было несколько залов. Один предназначался для правительства. В нем заседал выборный дож, созданное им правительство, ведавшее повседневными делами. Пусть самые важные решения принимались Советом Семисот, но текущее управление никто не отменял, для него Совет был слишком громоздким и медлительным. В другом зале заседало высшее армейское командование, которое планировало кампании, формировало полки и эскадры, делало заказы военным заводам и верфям. Был зал, отведенный церковникам — там работали представители Церкви, хоть у Примаса Темесы и была своя резиденция. Был — зал финансистов и банкиров — как же торговая столица Северного материка (а то и всего Мирфэйна) — и без министерства финансов? Был зал судебных заседаний, высшая судебная инстанция Конфедерации. Был Посольский зал — именно там принимали послов, а в обычное время работало министерство иностранных дел. Был… Да много чего было в старинном здании и новых пристройках. Что поделаешь — бюрократическое сердце великой державы.
По идее, нынешнее дело было в компетенции не министерства иностранных дел, так дожа. Требовалось всего-то рассмотреть старинный, принятый в угаре первых лет после Обращения договор, срок действия которого как раз истекал. Сам по себе договор был важен, но его неоднократно продлевали, дополняли, и все это делалось автоматически, как нечто, не подлежащее сомнению. Неудивительно, что Совет Семисот ни разу не привлекался к этому делу, в лучшем случае одобряя очередное продление договора задним числом. Что побудило Совет Семисот принять дело в свое рассмотрение, да еще собраться на экстренное ночное заседание, дож Темесы Никколо Джустиниани откровенно не понимал.
И все-таки формально советники были правы: по законам Конфедерации, договора такого уровня должны рассматриваться Советом при участии дожа и законников из министерства иностранных дел. Тем более, если касаются части территории Конфедерации. А что Медар в нее входит, ни у кого, даже у церковников, никогда не было сомнений. Никто сей факт и не отрицал. Просто — как-то замалчивали, стыдливо обходя Медар в бесконечных словопрениях.
Притормозив у ворот в парк, карета дожа подверглась тщательному обыску. Таков обычай, его завели после нескольких громких убийств прямо в залах заседаний. Единственные, кому на территории внутри стен дозволялось носить оружие — гвардейцы. В случае неподчинения — и открывать огонь на поражение. Убийства прекратились: никому не хотелось испытывать меткость отборных ветеранов на себе. Вместо пуль и ножей в ход пошли хитроумные яды, и еще чаще — ложные доносы, взятки и грязные сплетни. Нормальная политическая жизнь.
— Сир дож, вы вольны продолжать путь, — удовлетворившись осмотром, отдал честь начальник дозора. Только лишь лейтенант — но по жалованию догоняющий полковников, а то и бригадных генералов. Потому гвардию никогда не любили в полевой армии, тем более на флоте, но сюда рвались изо всех сил.
— Трогай! — приказал кучеру дож. Кроме него в карете ехал телохранитель — как положено, без оружия, но этого бугая обучили на совесть. Такие и голыми руками наворотят дел, а любой подручный предмет превратят в оружие. В сущности, изящный способ обойти правила. И подстраховка, на случай, если соперники наймут таких же рукопахателей, только убийц.
Парк состоял из могучих, кряжистых четырехсотлетних дубов, ветвистых платанов, ввинчивающихся в небо пирамидальных тополей, обрамляющих здание изящных пальм. Тут и там в тени листвы звенели фонтаны, пестрели в фигурных клумбах экзотические цветы. Темеса — богатый город, ей по карману лучшие цветоводы, наверное, всего Мирфэйна.
Дож не удостоил все великолепие даже взглядом. Все это он видел изо дня в день уже двадцать пять лет: трижды его избирали городские толстосумы, переизберут и на четвертый срок. Было бы все в порядке с мошной, а с ней у владельца крупнейших верфей Конфедерации, литейных мастерских и ткацких мануфактур проблем не было.
Когда массивные ворота остались позади, а гвардейцы на входе отдали честь, тревоги вновь ожили в голове дожа. Уж не затеял ли этот мерзавец из Таваллена, Одаллини, под видом рассмотрения медарского соглашения собрать Совет для отречения дожа? Закон допускал подобное, конечно, при достаточных основаниях вроде сговора с врагами Конфедерации, сделок во вред Темесе, крупном воровстве из казны (впрочем, по этому основанию никого за всю историю Темесы не отрешали; по другим — было, увы, было). Но… по Медару противником Темесы может быть разве что Святой Престол, а разве богобоязненная Темеса враждует с Церковью? Вытащат на свет Единого какие-нибудь порочащие сведения?