– Да, – тень Хомиша, как и он сам, съежилась. Шкурка его на мгновение из ярко-фиолетовой стала бледной и приобрела оттенок волнения. Он вспомнил свои мрачные сновидения и вздрогнул. – Тревожно мне от них, Лифон.
– Да не трусь ты. Все давно уже проснулись. Эгей! Все расцветает. Глянь.
– Все уже проснулись? – уточнил Хомиш, но тень волнения так и стояла за его спиной.
– Ага, – утвердительно кивнул Лифон. – Ты последний. Но это пойдет. Последнее белоземье в спячке, да?..
Муфли давно не виделись. Шутка ли, белоземье в Многомирье длится целых три месяца, как и в мире людей. Три долгих и холодных месяца. Зато остальное время – это время цветолетья. И оба муфля наперебой бросились строить планы. Они спорили, загадывали, не зная еще о том, как много испытаний им предстоит пройти. Они забыли о черных бабочках сна, тех, что не давали Хомишу покоя всю холодную пору. А нужно знать, мой дорогой читатель, что бабочки снов никогда не прилетают просто так. А если бабочки были как у Хомиша – черно-красные, так держи ухо востро.
– Хо-о-о-омиш, – вдруг разбил очередной план двух закадычных друзей голос мамуши Фло, – сколько ждать? Все семейство за столом! Оладушки стынут. Шибче завтракать.
– Мамуша, а Лифон с нами? Можно? – спросил Хомиш, но мамуша строго посмотрела на незваного гостя. Тот потупил глаза.
– Лифон некоторое время назад уже попотчевался на кухне у меня. После я его застала совсем не там, куда уходят гости после вкусного угощения. Так ли, Лифон? Была огорчена тем, что он соврал. Доброму муфлю соврать не можно будет. Поэтому, Хомиш, не сегодня, – строго объявила мамуша Фло, после приготовилась уходить, но развернулась и добавила: – Сегодня пусть Лифон подумает, как нужно себя вести в тех жилищах, где для тебя открывают двери и сердца.
– Пойду я, Хомиш, – просипел муфель, хлопнул Хомиша по плечу и, отбросив чёлку, присвистывая, пошел от жилища Габинсов к забору. Сиганул через него и, встроившись в компанию пробегающего молодняка, исчез. Хомиш проводил друга взглядом и зашел в дом вслед за мамушей.
Аромат стоял на кухне мягкой завесой, такой сладостно-густой, что возьми лапкой да потрогай, да пальцы облизни, и почуствуешь вкус карамельного оладушка. И ладно б только это. Аромат гладил, ласкал и говорил сахарные умильные словечки. И рассказывал, как славно, что ты проснулся, как тебя ждали, и что у тебя впереди самое чудное время.
Это был аромат цветолетья. Той поры, которую обожает каждый муфель во всем Многомирье.
– Я тут чего вам наготовила. Давайте шибче кушать, гляньте, что за пухлощеки, – мамуша торжественно водрузила на стол овальное блюдо с самыми вкусными во всем Многомирье пушистыми блинчиками-оладушками. – Все белоземье придумывала, чем бы вас удивить да побаловать. А ну, попробуйте-ка, Габинсы, угадаете, с чем нынче оладушки от мамуши Фло?
Семейство только и ждало этих слов. Восемь лап потянулись и расхватали утреннее угощение. Фло, Фио, Хомиш и Фрим урчали и уплетали оладушки, снимая языком сахарную пудру. Раскусывали что-то мягкое, но волокнистое, прищуривались и прислушивались к вкусу.
– Ну, кто отгадает? Кто? – поинтересовалась Фло и, торжествуя, обвела всех глазами.
– Што-то шыльно шкусное, – утер усы и попытался похвалить женушку папуша Фио с набитым ртом.
– Лепестки любоцвета! Ты добавила лепестки любоцвета! – воскликнул Хомиш и лихо закинул в рот новую порцию. Фрим молча наблюдал за суетой и тщательно пережевывал каждый пухляш.
– Хомиш, умный младший сынуша мой. Так и есть, с лепестками любоцвета.
– Вмиг понял, – отвечал довольный Хомиш. – Только у любоцвета такие яркие розовые лепестки, чуть кисловатые и вот с этими прожилками. Вкусно, лапы отъешь, с лепестками любоцвета, мамуша.
Семейство молчаливо согласилось с мнением самого младшего Габинса.
Дело было не в лепестках любоцвета. Все, что пекла и делала мамуша Фло, мгновенно приобретало какой-то особый вкус. Вкус спокойствия и нежного, мягкого, чистого счастья. От этой ее редкостной способности или просто от того, что она вмещала в себя все тепло и любовь Многомирья, мамуша Фло уже давно признана была всеми деревнями как самая знатная травница, кормилица и изготовительница волшебных чаев. А ведь и первое, и второе, и третье подразумевает, что носитель этих званий чрезвычайно добр, мудр, справедлив и полон любви.
Фрим наконец тщательно прожевал, поднял вверх указательный палец и произнес:
– Тридцать три раза. Все, я прожевал все тридцать три раза и готов тоже с вами говорить.
Фрим, в отличие от Хомиша, не спал уже несколько белоземий, и ему не терпелось поделиться массой новостей, пока рты всех остальных были заняты. Он начал посвящать жующих в новое изобретение, которое он только что сделал прямо здесь, разрабатывая схему на муке, но мамуша Фло, как я уже выше упомянул, мой дорогой читатель, славилась не только как лучшая хозяюшка, но и как мудрая муфлишка.
– Разговоры после еды, все после еды! Разговаривать нужно на сытый животик, и тогда даже плохие новости покажутся не такими уж и дурными. Фрим, кушай еще оладушков. Хочешь, дам тебе с медом луноцветов?