Все было готово, но Яхъя не спешил: придирчиво искал подходящую вену, оттягивал грядущее удовольствие. Наконец, он решился и, роняя слюну, склонился над правым локтем. Тупая игла с треском вспорола кожу. Долгожданное зелье хлынуло в организм. Страдалец откинулся в кресле, сверкая белками глаз. На смуглом лице проступил кирпичный румянец. Разовые шприцы покатились по полу к хвосту самолета. — Убейте его! — закричал Яхъя через пару минут. — Убейте его, убейте! Побойтесь огня, уготованного неверным, топливом для которого станут люди и камни! В руках у него затряслись старинные четки. Аслан понимающе ухмыльнулся. В тюрьмах и зонах он насмотрелся всякого и Яхъя, по его мнению, вел себя ожидаемо. Так что, если войти в его разум, никто ничего не должен заметить. — Ты мог бы убить детей? — по слогам произнес я. — Мог бы, — ответил Яхъя, не задумываясь, и завертел головой, рождающей чуждые звуки. — Кто это сказал, Шанияз? — Ты хотел не оставить им шанса приобщиться к истинной вере? — жлобским тоном продолжил я, потешаясь над его замешательством. — Не подобает безгрешной душе умирать иначе, как по воле Аллаха, по писанию и с установленным сроком. — Бисми-ллахи-р-рахмани-р-рахим! — Яхъя здесь же, в кресле, попытался встать на колени, но не смог удержать равновесия. Он тяжело завалился на бок, ударился головой о пластик иллюминатора и замолчал. Самолет, натужно гудя, продолжил набор высоты. Его бросало из стороны в сторону, но он тяжело выгребал, цеплялся за небо напряженными крыльями, старался пробить мутную пелену, перепрыгнуть грозовой фронт. Аслан психанул первым. Ворвавшись в кабину пилотов, с порога полез в бутылку. — Ты что, шайтан, картошку везешь? Ему никто не ответил. За главным штурвалом сидел Мимино. Командир корабля удостоился кресла второго пилота. Рядом с ним пристроился штурман — он что-то чертил на планшете и был вполне адекватен. Бортинженер с бортмехаником уткнулись в приборы контроля, смотрели тупо и безучастно. Радиостанция работала на прием. Марконя крутил настройку гетеродина. Передачу прогноза погоды начисто забивали помехи. Салман контролировал кабину пилотов. Он примостился на откидном стульчике у двери служебного тамбура и тоже нашел себе развлечение: подбрасывал вверх пистолет, ловил его указательным пальцем и прокручивал по нескольку раз. Когда самолет трясло, ковбойская шляпа сползла ему на брови.
Аслан сразу же успокоился и присел рядом, на точно такой же откидной стульчик. Сосед невольно посторонился, спрятал пистолет в кобуру и только потом пояснил, поправляя шляпу дулом ствола: — Обходим грозовой фронт. — Не обходим, а пробиваем, — поправил его Мимино и отвернулся. В широко расставленных черных глазах искрились крупицы счастья. А может быть, это были отблески молний, расцвечивающие серебром полукруг фюзеляжа. С уходом Аслана, в салоне немного расслабились. По кругу пошел «косячок», забили другой. Даже Яхъя согласился «пыхнуть»,
хоть больше предпочитал ширево. Торкнуло его не по детски: сначала он зарыдал, потом начал неистово хохотать. Яхъя задыхался, со всхлипом, глотал разряженный воздух, глядя в одну точку расширенными зрачками, но остановиться не мог. Мовлат и Шани, «добили» еще одну «пяточку» и тоже начали подхихикивать — заразились его смешинкой.