Последний кит. В северных водах

Если верить Блэку и Отто, которые не считают нужным держать свое мнение при себе, то в эту пору находиться в здешних водах слишком опасно – большинство китов уже откочевали на юг и, чем дальше на север они заберутся, пока лето идет на убыль, тем больше вероятность столкнуться с тяжелыми льдами. Они утверждают, что Браунли руководствовался собственными навязчивыми идеями, изначально направляя корабль на север, но теперь, когда он больше не командует судном, самое разумное – вернуться в Пондз-бэй вместе с остальным флотом. Кэвендиш, впрочем, не обращает внимания на суеверные страхи экипажа или предложения других офицеров. Они упорно продолжают идти на север в компании «Гастингса». Вдалеке они дважды замечают китов и оба раза спускают на воду шлюпки, но безуспешно. Когда они оказываются у входа в пролив Ланкастера[65], Кэвендиш приказывает спустить вельбот и сам садится на весла, чтобы нанести визит на «Гастингс» и посовещаться с Кэмпбеллом. По возвращении, за ужином в кают-компании он сообщает, что они войдут в пролив, как только во льдах откроется подходящий проход.

Блэк перестает есть и во все глаза смотрит на него.

– Еще никому и никогда не удавалось поймать кита так далеко на север в августе, – говорит он. – Можете почитать архивные записи, если не верите мне на слово. В лучшем случае мы лишь напрасно тратим время, а в худшем, войдя в пролив, подвергаем свою жизнь опасности.

– Нельзя получить прибыль, не рискуя время от времени, – небрежно отзывается Кэвендиш. – Вам следует проявить капельку больше отваги, мистер Блэк.

– Входить в пролив Ланкастера в эту пору года – это глупость, а не смелость, – возражает Блэк. – Не знаю, для чего Браунли потащил нас так далеко на север, но, будь он сейчас здесь, даже ему не пришло бы в голову входить в залив.

– На мой взгляд, все это досужие выдумки – рассуждать о том, как бы повел себя Браунли, поскольку он не может не то что говорить за себя, но даже пошевелить рукой, чтобы подтереть себе задницу. А поскольку здесь командую я, а не вы или вот он, – старший помощник кивает на Отто, – то мы поступим так, как решил я.

– Это плавание и так изобилует сплошными катастрофами. Или вам этого мало и вы хотите навлечь на наши головы еще что-нибудь похуже?

– Давайте-ка я объясню вам кое-что насчет себя, – говорит Кэвендиш, подаваясь вперед и понижая голос. – В отличие от некоторых, я занимаюсь боем китов не ради того, чтобы подышать свежим воздухом или полюбоваться незабываемыми морскими пейзажами, и даже не ради того, чтобы пообщаться с такими приятными людьми, как вы или Отто. Я занимаюсь китобойным промыслом ради денег, и я намерен получить их любым способом, каким только смогу. Если бы ваше мнение было отлито в золоте с оттиснутым на нем профилем королевы, я бы еще согласился принять его во внимание, но, поскольку этого нет и в помине, думаю, вы не обидитесь, если я попросту пренебрегу им, черт бы вас всех подрал.

Двумя днями позже Браунли умирает, и они наряжают его в парадный бархатный костюм, зашивают в грубый парусиновый саван и несут тело на сосновой доске к поручням на корме. Моросит дождь, море цветом напоминает ваксу для обуви, а небо затянуто тучами. Экипаж нестройным хором запевает «Твердыня вечная» и «Ближе, Господь, к тебе», после чего Кэвендиш читает «Отче наш» в собственной трактовке. Голоса скорбящих на похоронах звучат хрипло и угрюмо. Хотя в самом конце они уже не доверяли Браунли, полагая его невезучим неудачником, все-таки его смерть нанесла сильнейший удар по общему настроению и надеждам на успех. То, что Дракс, которого они считали надежным парнем, оказался на самом деле убийцей и содомитом, а Мак-Кендрик, в виновность коего они с такой готовностью уверовали, пал невинной жертвой преступных интриг Дракса, повергает обитателей носового кубрика в недоумение и растерянность, заставив усомниться в себе. Подобные повороты фортуны вселяют в них страх и навевают дурные предчувствия. По общему мнению, их мир достаточно груб и жесток без того, чтобы на них давили еще и моральные принципы.

Когда моряки расходятся, рядом с Самнером появляется Отто. Он берет судового врача под локоть и увлекает его вперед, пока они не оказываются у бушприта, нацеленного в темное, угрюмое море, низкие свинцовые тучи и «Гастингс», который виднеется неподалеку, отделенный от «Добровольца» несколькими льдинами. На лице Отто написаны тревога и мрачная решимость. Самнер догадывается, что у гарпунера есть для него новости.

– Кэвендиш погубит нас всех, – шепчет Отто. – Мне уже доводилось видывать подобное.

– Смерть Браунли произвела на вас чересчур гнетущее впечатление, – говорит Самнер. – Дайте Кэвендишу немного времени, и, если в заливе китов не окажется, мы вернемся в Пондз-бэй, причем так быстро, что вы и глазом моргнуть не успеете.

– Вы-то останетесь живы, но только вы один. А вот мы, все остальные, или утонем, или умрем с голоду, или замерзнем насмерть.

– Вздор. Что это на вас нашло? Откуда вдруг столь мрачные предчувствия?

– Сон, – отвечает гарпунер, – который приснился мне прошлой ночью.