Весь остаток дня они провели в шлюпках, направляя их сначала на восток вдоль кромки материкового льда, а потом повернув на север, на середину пролива. Ураган разогнал паковый лед, и потому они легко плывут через скопление плавучих льдин и крошево битого льда, обходя их, в случае необходимости, или отталкивая лопастями своих длинных весел. Отто командует одной шлюпкой, а Кэвендиш – другой. Самнер, которого повысили до рулевого, ожидает, что они вот-вот увидят на горизонте «Гастингс» – подобно темному стежку на грубом, сером одеяле неба – и что страх внутри, который он изо всех сил старается сдержать, рассосется и исчезнет, как туман. Он ощущает, как нарастает в моряках тревога, щедро приправленная горечью и гневом. Они ищут, кого бы можно было обвинить в этой череде опасных несчастий, и Кэвендиш, чье производство в капитаны было незаслуженным и омрачено противоестественными событиями и насилием, представляется им самым очевидным кандидатом.
Они возвращаются в свой ветхий и наполовину сожженный лагерь смертельно уставшими, продрогшими до костей и павшими духом, потому что весь день налегали на весла, но не обнаружили ни присутствия «Гастингса», ни каких-либо признаков того, какая судьба была ему уготована. Кок разводит костер из бочарной клепки и отпиленных кусков бизань-мачты, соорудив невкусный бифштекс из солонины и древней, закаменевшей от старости репы. Когда с едой покончено, Кэвендиш выбивает пробку из бочонка виски, распорядившись налить каждому по порции. Моряки угрюмо выпивают их, а потом, не спросив разрешения, продолжают пить дальше, пока бочонок не пустеет и атмосфера в палатке наполняется алкогольными парами и становится взрывоопасной. Вскоре после недолгой и сварливой ссоры вспыхивает драка и обнажаются ножи. Мак-Кендрик, бывший всего лишь простым наблюдателем, получает глубокий порез предплечья, а кузнец от удара лишается чувств. Когда Кэвендиш пытается разнять драчунов, ему рассаживают голову кофель-нагелем[70]
, и Самнеру с Отто приходится вмешаться, дабы избавить его от худшей участи. Из соображений безопасности они вытаскивают его наружу. Отто возвращается, чтобы попробовать успокоить людей, но его самого сначала оскорбляют, а потом и угрожают ножом. Кэвендиш, вновь встав на ноги, с лицом, залитым кровью, грязно ругается, берет два заряженных ружья из шлюпок, передает одно Отто и входит в палатку. Он стреляет один раз в лед, чтобы привлечь внимание матросов, а потом объявляет, что всадит пулю в того засранца, который считает себя слишком крутым.– Теперь, когда Браунли погиб, я по-прежнему остаюсь вашим капитаном, и с превеликой радостью застрелю того бунтовщика, который смеет полагать по-иному.
В палатке воцаряется молчание, а потом Бэннон, шетландец, у которого глаза смотрят в разные стороны, подхватывает с пола бочарную клетку и, ничего не видя перед собой от бешенства, бросается вперед. Кэвендиш, не поднимая ружья от бедра, вскидывает ствол кверху и стреляет, попав матросу в горло. Затылок шетландца разлетается вдребезги, оставляя на круто наклоненной стене палатки большое красное пятно, а вокруг, розоватым ореолом, к ней прилипают частички мозга. В палатке раздается глухой и недовольный ропот команды, который затем вдруг сменяется вязкой свинцовой тишиной. Кэвендиш бросает разряженное ружье себе под ноги и берет второе, уже заряженное, у Отто.
– Вы, все остальные засранцы, надеюсь, намек вам понятен? – обращается он к ним. – Вот эта идиотская глупость только что стоила одному человеку жизни.
Он облизывает губы, после чего с любопытством смотрит по сторонам, словно решая, кого застрелить следующим. Из рассеченной брови у него сочится кровь, стекая на бороду и капая на пол. По стенам палатки пляшут тени, а в воздухе висит отчетливый и сильный запах спиртного и мочи.
– Я как с цепи сорвался, чтобы вы знали, – негромко сообщает команде Кэвендиш. – И делаю то, что мне нравится. Вам бы лучше хорошенько запомнить это, прежде чем вновь вставать мне поперек дороги.
Он дважды уверенно кивает в знак подтверждения своей искренней характеристики, презрительно фыркает и проводит рукой по своей окровавленной бороде.
– Завтра мы поплывем в Пондз-бэй, – говорит он. – Если мы не наткнемся на «Гастингс» по пути туда, то наверняка найдем там другой корабль, который и отвезет нас домой.
– До Пондз-бэя сотня миль и ни дюймом меньше, – возражает кто-то.
– В таком случае вам, ублюдкам, лучше протрезветь и хоть немного поспать.
Кэвендиш опускает взгляд на мертвого шетландца и качает головой.
– Что за дурацкий способ уйти вот так, – говорит он, обращаясь к Отто. – Когда у твоего противника заряженное ружье, на него нельзя бросаться с бочарной клепкой. Это же простой здравый смысл.