Он встал с кресла и пошел по лестнице на второй этаж. Босх посмотрел на пуделя. На нем был красный свитер, очень похожий на кардиган его хозяина. Наверху скрипнула дверца шкафа, потом раздался какой-то грохот. По всей видимости, Ким, доставая с полки коробку, уронил ее на пол. В следующий миг на лестнице послышались тяжелые шаги. Он подошел к дивану и протянул Босху пожелтевшую по краям черно-белую фотографию.
— Еще одну я храню в сейфе, в депозитарии, — сказал Ким. — Она получилась более четкой. Но и на этой видно, что рядом с Конклином сидит Фокс.
Босх ничего не сказал. Он внимательно разглядывал снимок. Фотографировали со вспышкой, из-за чего лица людей оказались пересвечены и получились белыми, как снег. Конклин сидел за столом напротив человека, который, судя по всему, и был Фоксом. Перед ним на столе стояло с полдюжины пустых стаканов. Конклин улыбался, глаза его были полузакрыты — видимо, по этой причине фотографию и не стали публиковать, — а Фокс, слегка повернув голову, смотрел в противоположную сторону от камеры. Черт его лица было толком не разобрать. Чтобы его узнать, надо было быть с ним знакомым. Ни тот ни другой, похоже, даже не подозревал, что их фотографируют. Наверняка вспышки в тот вечер сверкали в зале повсюду.
Но куда больше, чем эта парочка, Босха заинтересовали присутствующие на снимке две женщины. Рядом с Фоксом, склонившись над ним и что-то нашептывая ему на ухо, стояла женщина в обтягивающем темном платье. Босх узнал в ней Мередит Роман. А напротив, по правую руку от Конклина, практически незаметная рядом с ним, сидела Марджори Лоуи. Даже сам Босх с трудом тут ее узнал. Конклин курил. Его рука с сигаретой закрывала половину лица Марджори. Казалось, она подглядывает за камерой из-за его локтя.
Босх перевернул снимок. На обратной стороне обнаружился штамп с логотипом «Таймс» и подписью «Фото Бориса Лугавере». Датирован снимок был 17 марта 1961 года. Это было за семь месяцев до того, как его мать убили.
— Вы показывали эту фотографию Конклину или Миттелу? — спросил в конце концов Босх.
— Показывал. Когда потребовал должность главного пресс-секретаря. Я даже вручил Гордону копию. Чтобы он видел, что у меня в самом деле имеются доказательства знакомства его кандидата с Фоксом.
А заодно Миттел должен был увидеть, что эта фотография доказывает еще и знакомство его кандидата с жертвой убийства, подумал Босх. Ким и не подозревал, что хранит у себя бомбу замедленного действия. Ничего удивительного, что он получил вожделенное место пресс-секретаря. Повезло тебе, что ты все еще жив, подумал он про себя, но вслух говорить этого не стал.
— Миттел знал, что это копия?
— Ну разумеется. Я совершенно недвусмысленно дал ему это понять. Я же не дурак.
— А Конклин когда-нибудь затрагивал эту тему в разговоре с вами?
— Со мной — нет. Но полагаю, Миттел сообщил ему о фотографии. Если помните, когда я потребовал должность пресс-секретаря, он сказал, что перезвонит мне. С кем он мог обсуждать этот вопрос? Он ведь был главой предвыборного штаба Конклина. Вот с ним наверняка и обсуждал, больше не с кем.
— Я оставлю это у себя, — сказал Босх, забирая фотографию.
— У меня есть еще одна.
— Вы все это время поддерживали контакт с Конклином?
— Нет. Я не разговаривал с ним уже, наверное, лет двадцать.
— Я хочу, чтобы вы сейчас же позвонили ему и сказали…
— Я представления не имею, где он и что с ним.
— Зато я имею об этом представление. Я хочу, чтобы вы позвонили ему и сказали, что хотите встретиться с ним сегодня вечером. Скажите ему, что это срочно. И что речь пойдет о Джонни Фоксе и Марджори Лоуи. Только предупредите его, чтобы никому об этом не говорил.
— Я не могу.
— Еще как можете. Где у вас телефон? Я вам помогу.
— Нет, я имею в виду, что не могу никуда ехать сегодня вечером. Вы не имеете никакого права меня застав…
— Монти, вы никуда и не поедете. Вместо вас к Конклину поеду я. Так где у вас телефон?
Глава 39
Подъехав к Ла-Бреа, Босх припарковался на стоянке для посетителей и вышел из машины. Дом престарелых был погружен в глубокую темноту, и лишь в нескольких окнах на верхних этажах горел свет. Босх взглянул на часы — было всего без десяти десять — и зашагал к стеклянной двери.
Горло у него перехватывало от волнения. В глубине души, едва закончив читать уголовное дело, он уже понимал, что его цель — Конклин и что рано или поздно он переступит порог этого заведения. Сейчас он лицом к лицу встретится с человеком, который, как он считал, убил его мать, а потом воспользовался своим положением и связями, чтобы избежать правосудия. Для Босха Конклин был символом всего того, чего у него самого никогда не было. Власти, достатка, довольства. И пускай многие из тех, с кем он столкнулся на этом пути, говорили ему, что Конклин — хороший человек, Босх знал, что этот хороший человек скрывает грязный секрет. Ярость, клокотавшая в его груди, росла с каждым шагом.