Еще одну группу исследований составляют произведения, посвященные Эллинским лигам 338, 302 и 224 гг., образованным под эгидой Македонии[72]
. Самым спорным в современной историографии остается вопрос о так называемых «стражах мира» в лиге Филиппа и Александра. Кто они такие? Какие функции выполняли? Почему носили столь расплывчатое наименование — «лица, поставленные на страже общего дела» (Ps.-Dem., XVII, 15)? Почему единственное упоминание о них содержится лишь в речи Псевдо-Демосфена? Эти и другие вопросы совсем недавно были поставлены исследователями[73]. Тем не менее большинство современных авторов за редким исключением ограничиваются лишь краткими упоминаниями о них[74]. В число «стражей мира» иногда включают командиров македонских гарнизонов в Греции[75], гегемона и его заместителя[76]. По мнению Э. Босворта[77], неясность терминологии была намеренной, так как оставляла Александру свободу выбора для назначения своих людей на эту должность. Союз 302 г. также относится к малоисследованным темам. Г. Бенгтсон даже заявил[78], что о нем и не вспомнили бы, если бы не находка надписи в Эпидавре (SVA, III, 446). Объясняется такое равнодушие исследователей тем, что основное их внимание сосредотачивается на союзе 338 г., при изучении которого в качестве дополнительного источника привлекается вышеуказанная надпись, хотя союз 302 г. не был точной копией лиги Филиппа. Примечательно, что далеко не все историки прослеживают развитие этих организаций до лиги Антигона Досона. Если же сопоставление этих двух лиг и союза 224 г. имеет место, то исследователи, как правило, делают следующие выводы: отличие союза Антигона Досона с греками от предшествующих греко-македонских лиг состоит в том, что его членами были в основном федерации; участники имели больше самостоятельности, и лига Досона носила не все-греческий характер[79]. Исследование всех трех лиг позволяет проследить развитие союзных организаций, роль условий договора Общего Мира в македонско-греческих взаимоотношениях, а также выявить реальное соотношение сил партнеров в союзе Антигона и Филиппа V.В ряде работ исследуются социальные проблемы в греческих государствах III в. Труды, посвященные социальным реформам, проведенным в Спарте Агисом и Клеоменом[80]
, отражают неоднозначный подход исследователей к внутренним событиям в этом государстве и его внешнеполитическим акциям. Так, Д. Мендельс, на примере нескольких кризисов, в том числе и в годы Союзнической войны, доказала непричастность Филиппа V к поддержке низов общества и разжиганию социальных конфликтов[81]. П. Олива ограничился высказыванием, что в этой войне демократические силы выступали на стороне этолийцев, а консервативные поддерживали ахейцев и Македонию[82].Нельзя обойти вниманием и произведения, посвященные Этолийскому и Ахейскому союзу — основным участникам данного конфликта, а также федеративному движению в целом. Из отечественных исследователей первым обратился к этим вопросам Ф. Г. Мищенко, критиковавший Полибия за субъективные оценки и непонимание сути социально-политических процессов в Греции[83]
. Из современных авторов следует назвать С. К. Сизова, внесшего существенный вклад в разработку вопроса о характере федерального движения в Греции в его самостоятельном развитии, без контроля извне[84]. К сожалению, ученый не рассматривает период взаимоотношений греков и македонян после 224 г., ограничиваясь отдельными замечаниями. Из зарубежных исследователей нужно отметить Дж. Ларсена[85] и его теорию о развитии представительного правления в античности.Естественно, нами приняты к сведению и работы, затрагивающие первые контакты греческого мира с римлянами. Весьма полезной оказалась книга «Эллинистический мир и Рим» В. И. Кащеева[86]
, рассматривающего теории сущности восточной политики Рима, а также отдельные аспекты истории Македонского государства, в частности, потенциал его вооруженных сил. Труд А. П. Беликова «Рим и эллинизм: проблемы политических, экономических и культурных контактов» довольно подробно рассматривает иллирийские войны и их влияние на политику македонского царя. Однако в тексте неоднократно встречаются противоречивые высказывания, благодаря которым точка зрения автора о враждебности Македонии Риму и о желании вытеснить римлян из Иллирии выглядит не всегда убедительно[87]. Вопрос о первых контактах римлян и македонян затрагивался в работах М. Олло, Ф. Уолбэнка, X. Делла и др.[88] Все они, в той или иной степени, признают агрессивность Македонии. Так, например, Э. Грюен, отрицая стремление Филиппа вторгнуться в Италию и не признавая за ним мечты о мировом господстве, полагает, что целью царя являлось распространение македонского влияния на Адриатическое побережье[89].