Последний контакт 2

Прошло восемь суток. И за это время на «Прорыве» ровным счетом ничего не происходило. Крейсер продолжал замедлять ход, влекомый загадочным гравитационным полем — силой, которую нельзя было ни измерить, ни отключить. На девятые сутки торможения скорость «Прорыва» позволила провести запланированный ранее эксперимент с истребителем. Эксперимент завершился неудачей, собственно, как и предрекал командир БЧ-5 Павленко. Оказалось, что в зоне действия гравитационного поля никакой объект активно маневрировать не может. Как ни пытались пилоты, управлявшие истребителем удаленно, удрать от пресловутого воздействия гравитации, как бы ни жгли они топливо, все их маневры свелись к полету вокруг самого «Прорыва». Максимальная дистанция, на которую пилотам удалось отлететь от крейсера, составила смешные полторы тысячи метров. При этом на самом большом удалении истребителям приходилось тратить вдвое больше топлива, а скорость полета падала практически до нуля. Это означало одно — покинуть крейсер не удастся даже на спасательных капсулах. Добраться до источника гравитационного воздействия на шаттлах или истребителях тоже не выйдет. Расчеты показывали, что «Прорыв» ляжет в дрейф за два километра до расчетной точки прибытия. Эту же точку офицеры МЗК справедливо считали источником этого странного гравитационного воздействия.

Как ни крути, а ситуация складывалась скверная. Прорыв еще не долетел до цели, но уже успел оказаться в плену неведомо кого. Настроение офицерского состава ухудшалось с каждым днем. Положение усугублялось и еще одним обстоятельством: как ни пытались высшие офицеры МЗК скрыть от остального экипажа реальное положение вещей, младший офицерский состав, мичманы, старшины и матросы — все до одного знали, что «Прорыв» попал в западню.

— А что вы хотели, господа? — высказался как-то на мостике все тот же Павленко. — Сарафанное радио никто не отменял. Один сказал другому, тот «по секрету» проболтался третьему, и так по цепочке вплоть до самых низших чинов.

Ввиду этого на корабле сильно просела дисциплина. Нет, грубых нарушений не было — так, по мелочи. То опоздание на вахту, то сон в неположенное время, то банальная халатность. Несколько раз затевались драки на пустом месте, правда, подобные нарушения дисциплины сиюминутно пресекались. Причем пресекались довольно жестко, а гауптвахты пополнялись регулярно.

— Не могу понять, — жаловался командир БЧ-1 Верещагин связисту Володину, — такое впечатление, что личный состав МЗК уже сдался.

— А чему ты удивляешься? — не понял Володин друга. — Они ведь не идиоты и понимают, что мы в западне. Ты же это понимаешь?

Верещагин не был согласен с такой трактовкой. Он покачал головой.

— Я не считаю наше положение безнадежным, Женя. Мы русские офицеры, продолжатели славных флотских традиций России! Не зря мы тут все носим именно флотские звания. Космос — все одно что океан. Звездолеты мы по-прежнему называем кораблями.

— Ты к чему все это сейчас рассказываешь? — Верещагин явно был не в духе, но и друга обижать не хотел. — Все, что ты говоришь, я прекрасно понимаю. И про традиции, и про преемственность звездного флота. Да, наш род войск называется ВКС, но в нас больше от военно-морского флота. Мы все это понимаем.

— Но тогда почему ведем мы себя, как сопляки из флота гражданского? Где храбрость? Где честь и достоинство? Где все эти «наверх, вы товарищи, все по местам…»? Где все это?

— Последний парад наступа-а-ет… — продолжил Верещагин и задумался. А ведь и правда, почему сегодняшний матрос ведет себя, как инфантильная барышня? Способны ли эти сопляки на подвиг? Способен ли он, кап-два Верещагин, на подвиг?

Володин думал, очевидно, о том же. Друзья помолчали несколько секунд, а затем, не сговариваясь, хором завершили песню:

«Врагу не сдается наш гордый „Прорыв“, — тут они расхохотались, — пощады никто не желает!»

Кульминацией падения дисциплины на крейсере стало и вовсе неожиданное обстоятельство. Несколько матросов попались на клептомании. В какой-то момент у некоторых членов экипажа начали пропадать личные вещи. Потерпевшие, как правило, обвиняли в воровстве тех сослуживцев, которых в последний раз видели возле своих вещей. Естественно, после таких обвинений оклеветанные люди пытались защитить свою честь и достоинство. Как итог, на корабле вновь участились драки. После короткого следствия выяснилось, что вещи брали и «забывали вернуть» несколько матросов. Ребят задержали и посадили на губу. Самое странное было в том, что ни один из них так и не смог внятно объяснить свое поведение. Более того, все они как один утверждали, что не помнят, как именно совершали кражу.

Ситуация была не столько критической, сколько курьезной. Старпом Сорокин и командир БЧ-2 Серов, расследуя это дело, решили проверить слова провинившихся матросов на полиграфе. Вывод был однозначным — они не лгут. Именно поэтому психолог и поставил такой диагноз: не воры, а именно клептоманы.