Последний контакт 2

Первым делом Ратушняк отобрал у капитана препарат, который сам же и вручил ему сутками ранее, благо капитан просто протаскал лекарство с собой. Начмед дважды пересчитал капсулы в пузырьке, убедился, что ни одной капитан не употребил, и выдохнул с облегчением. Больше к этой теме начмед не возвращался. На всякий случай он не стал вносить тогда тот странный разговор и жалобы капитана в журнал наблюдений. И ведь как в воду глядел! Мало ли какое будет после полета разбирательство, подумал он тогда. Одно дело, если с катушек слетел матрос или сержант (такие случаи на флоте действительно были нередки), и совсем другое, если с ума на ровном месте сходит целый капитан первого ранга.

В целом Кольский не доставлял медикам проблем. Врачей больше беспокоило то, что его аппетит с каждым днем становился все хуже, но и эту проблему можно было решить парентеральными вливаниями нужных препаратов. В крайнем случае Ратушняк планировал поместить Кольского в гибернатор и продержать его там до окончания миссии.

Лишь единожды апатия капитана сменилась возбуждением и гиперактивностью. В своем журнале Ратушняк так и записал: «…проявлял недвусмысленные знаки внимания к Варваре Сергеевне Касаткиной, предлагал совокупиться, склонял к сожительству. Не получив желаемого, попытался завладеть женщиной силой». Странным было даже не само происшествие (психи довольно часто поворачиваются на какой-либо половой пластинке), интересным было то, что другие женщины такой реакции у капитана не вызывали. Та же штатный психолог Майер, женщина во всех смыслах видная (и не только по мнению Ратушняка), Кольского никак не заинтересовала. А вот появление научного руководителя Касаткиной вызвало у капитана приступ. Девушка не раз приходила в медицинский отсек, чтобы навестить капитана и обсудить с ним какие-то важные вопросы, но начмед к капитану никого не пускал, справедливо опасаясь ухудшения его психического здоровья. Однако после того как Кольский впал в ступор и практически перестал есть, Ратушняк позволил Варваре Касаткиной зайти к нему в палату — ему было интересно, как отреагирует капитан на появление в его окружении нового лица. Кольский же отреагировал так отреагировал! Касаткина выбежала из его палаты ошеломленная и до крайности возмущенная таким поведением капитана. Сыграть такое никому было не под силу, реакция девушки была искренней, и у Ратушняка отпала очередная немыслимая гипотеза. Он-то сперва подумал, что между капитаном и научным руководителем полета и впрямь что-то было. Оказалось, нет. Касаткина знать не знала о «чувствах» капитана и была полна решимости доложить о случившемся на Землю по дальней связи (наверняка папочке жаловаться собиралась). Майор Ратушняк убедил девушку в том, что такие радикальные меры ни к чему хорошему не приведут.

— Вы же видите, Варвара, — успокаивал он Касаткину, — капитан явно не в себе.

— Да, но почему он это свое «не в себе» нацелил на меня?

— Если честно, я хотел задать вам тот же вопрос, — щеки девушки вспыхнули гневным багрянцем. Она не была дурой и сразу поняла, на что намекает начмед. Предвидя надвигающуюся бурю эмоций, майор Ратушняк поспешил сдать назад:

— Варвара, сейчас я вижу, что проблема не в вас, а именно в капитане. Что-то в голове Бориса Владимировича надломилось. Мы постараемся выяснить, что именно, а вас я попрошу больше сюда не приходить. Ради вашего блага и блага капитана.

— Но у меня работа…

— Все рабочие вопросы отныне вы будете решать со старшим помощником Сорокиным.

— Но он же… — девушка вдруг осеклась. Она хотела сказать, что капитан второго ранга Сорокин — идиот, что вместо серого вещества у него в голове лишь устав (да, ее отец, адмирал Касаткин, многое поведал дочери о членах экипажа), но вовремя осеклась. На самом деле работать с таким недалеким офицером будет даже проще, нежели с капитаном, решила Варвара. Теперь она будет сама общаться с «шаром», а при Кольском была бы лишь переводчиком. Вот уж поистине говорят: что ни делается, то к лучшему.

— Что? — прищурился Ратушняк, поймав собеседницу на недосказанности.

— Ничего, — уверенно бросила Касаткина и ушла к себе, не испытав ни капли стыда за свои мысли о капитане и его первом помощнике.

* * *