Последний коршун

— Уберись с его глаз, говорят тебе!

Василёк присел в пшенице, дед причмокнул и тихо сказал коню:

— Ну не серчай, дружок, ты же у меня умница, сознательный…

И только тогда конь вышел на дорогу. Дед умостился на передок и покатил, а Василёк следом семенит. Конь разогнался, Василёк приотстал.

— Дед, а дед, не гони так!

Кузьмич сбавил ход. Василёк поравнялся с возком.

— Мне можно сесть?

— Ты не у меня, а у Серка спроси! — строго сказал дед.

Конь передёрнул ушами и фыркнул.

— Видишь, не хочет с тобой разговаривать.

— Дед, а ты сам попроси его.

— Ну ладно, только ты отвернись.

Дед сошёл с возка, пошептался с конём и кивнул.

— Ладно, садись. Разрешил.

Василёк осторожно устроился рядом и замер. Возок опять покатил, оставляя за собой облако пыли.

— Что, от души наглумился над ним, признавайся?

— А чего он с дороги попёр! Обрадовался!

— Так ты бы слово сказал, он бы тебя и послушал…

— Так я ему говорил разные слова.

— Говорил, да, видно, не те. А ведь он только секретного слова слушается.

— Это какого же секретного? — заинтересовался Василёк.

— Оно у каждого своё. Словом этим коню что ни прикажи — всё исполнит.

Серко замедлил шаг, прислушиваясь к разговору. Дед закурил сигарету, пустил дымок из-под усов.

— А Серко памятный конь у меня. Я на нём в Берлин в сорок пятом въезжал.

Василёк наморщил лоб и посмотрел на коня.

— Это на нём-то? Во-первых, его в сорок пятом на свете не было…

Дед усмехнулся.

— Этого не было, зато уздечка на нём с того самого Серка солдатского. И характером похож — лёгкий на обиду, зато и отходчивый. Сколько тот Серко всего перевозил — страсть! Как услышит артиллерийский налёт, так ложится безо всякой команды. Отпустил я в госпитале бородищу, вернулся в родную часть: кто такой?! А Серко сразу признал.

— Это как же? — удивился Василёк.

— А я слово секретное вспомнил.

Василёк испуганно уставился на коня.

— Ой, дед, а не заливаешь?

— Отродясь не врал! Ни людям, ни коням. И обидным словом не угощал, как некоторые. У коня тоже гордость своя.

Василёк присмирел и теперь почтительно смотрел на Серко, который уже весело мчал по дороге, хвостом охлёстывая оглобли то справа, то слева. Вокруг, насколько хватало глаз, волнами ходила пшеница, вдали качалась цепочка комбайнов, а в небе опять гудел вертолёт. Уж не его ли, Василька, выглядывает Виталий Забелин? На всякий случай Василёк прижался к деду.

— Ты придержи Серко, ладно?

— А что делать будешь?

— Я ему слово скажу…

— Секретное?

— Ага.

— Ну, валяй!

Дед отвернулся и прикрыл ухо рукой, а Василёк спрыгнул с возка, подобрался к Серко, приподнялся на носки и прошептал ему на ухо:

— Не сердись, серенький, ладно?

Конь кивнул в ответ. Значит, понял. Василёк радостно влез на сиденье и помахал вертолёту рукой — мол, всё в порядке! Серко тихо заржал, мотанул хвостом и перешёл на лёгкую рысь.

Как Димка сам почту возил

Димка уже несколько раз ездил с братом на почту, а тут, как только они вывели Муську из сарая, вдруг за калиткой показались ребята.

— Федька, идёшь с нами?

— Погодите, я сейчас…

Он торопливо надел на Муську хомут, затянул деревянные клешни внизу, вставил дугу в гужи и закрепил её на оглоблях.

— Уходим, а то скоро начнётся.

— Иду, иду!

Федька озабоченно посмотрел на братишку.

— Сам сумеешь довезти?

Димка сам ещё не ездил, но как править кобылой — знал.

— Довезу, — сказал он солидно и поплевал на ладони, — Не бойся.

— Ну смотри, поаккуратней только!

Федька выскочил на улицу и побежал за дружками, а Димка сунул Муське краюшку с солью и, пока она жевала, роняя слюну, отошёл в сторонку, чтобы полюбоваться: с хомутом на шее и дугой над головой Муська была похожа на бабу в нарядном платке.

— Порядок! — сказал Димка и повёл её под уздцы со двора.

Жаль, в школе уже не было занятий — не перед кем покрасоваться. Ничего, подумал Димка, зато в посёлке увидят, как он правит конём. Он взобрался на передок повозки, широко развесил ноги, чмокнул, дёрнул вожжами и поехал к автостанции, где толпился народ. Там он мог себя показать. У самых касс он переложил вожжи в левую руку, надвинул кепку пониже и вытянул Муську кнутом.

— Но, старая!

Муська понеслась вскачь. Пассажиры, рассмотрев малыша, рассмеялись.

— Ишь ты, Чапай!

— Смотри, не сломи ей хребет!

— Посторонись, а то задавит!

Хоть и старая, а скорости Муська сохранила в себе ещё много и хорошо постаралась для Димки: долго гоняла по людным улицам, привлекая к нему всеобщее внимание. Кто рукой махал, кто останавливался и улыбался, а ЗИЛы и самосвалы притормаживали, чтобы уступить дорогу. Из-за ограды детского сада, куда Димка ходил год назад, вдруг на него посмотрела знакомая нянечка — что за мальчик, откуда? — но он промчался как ветер, не оглядываясь. А у базара надвинул кепку на самые глаза и отвернулся: возле палатки стояла мать, о чём-то говорила с продавщицей — и хорошо, что не заметила его. Зато уж дальше он не таился — все желающие могли глядеть на него во все глаза и удивляться: такой малыш, а правит конём не хуже больших!