Последний костер

– Несколько палочек обуглены, – тихим, каким-то неживым голосом заметил Янар, садясь рядом. – У него получилось высечь искры, и даже поджечь некоторые ветки, но огонь так и не разгорелся. Он просто замерз, рядом со своим последним костром.

«Больше никто не должен так умереть», – понял Янар, и в этот момент страх отступил. Решение было принято, и сомнения больше не мучили его душу. Он должен умереть? Пусть, но после этого никто не умрет тихой, но оттого не менее страшной смертью, замерзая у практически разожженного костра. Не будут впредь люди стенать у погасшего очага, не станут деревни вымирать из-за того, что жрецы давно не заглядывали в них, и заготовка дров превратится просто в заготовку дров. Если в его, Янара, силах вернуть бога, то он сделает это во что бы то ни стало, даже отдав свою жизнь.

Принятое им решение ощутили все, хоть никто ничего не сказал вслух. Просто вдруг изменился Янар, и все вслед за ним. Больше не было повисшего между путниками напряжения и горя, они шли к своей цели, и не задумывались о том, насколько она страшна. Два дня пролетели, и к вечеру второго они прибыли на условленное место. Обе луны, выйдя из облаков, ярко освещали лес, превращая темную ночь в серебряный день.

Покопавшись в сумах, скальд достал спиртное, которое припас еще со Слаты, и не думая больше ни о чем, они просто отмечали редкое двойное полнолуние, отдыхая от долгого пути и радуясь жизни, которую они ощущали прямо сейчас, в этот самый момент. Биение родного сердца, сладость губ и шелк волос, тепло костра и горечь хмеля – все стало острее в тысячи раз, вдруг наполнившись смыслом, забытым в далекой юности, когда вещи были внове и мир был не привычным местом, а чем-то новым и неизведанным.

Мальфри играл и пел, Каару танцевала, показывая небывалую грацию, свойственную жрицам Иштар. Мэрген на спор поражал разные цели стрелами, а Янар зажег целый круг костров. Они праздновали День Серебра, пусть и несколько раньше положенного.

В День Серебра
Волчья песнь зазвучит,
В День Серебра
Филин мне прокричит,
В День Серебра
Запылают костры,
В День Серебра
Будем вновь вместе мы.

Свет лун, полных лун

Нашему танцу не помешает,
Свет лун, полных лун
Сделает ночь серебряным днём,
Свет лун, полных лун
Странников ночи он обвенчает,
Свет лун, полных лун
Нас осветит звёздным огнём.[12]

На следующее утро, конечно, было похмелье, но впервые за много-много дней никто из них никуда не спешил. Не надо было бежать от заразы или мятежа, не надо было идти навстречу хвори, прокладывать путь орде и искать хранилища. Они просто были, здесь и сейчас.

После полудня на поляну неслышно вышел мужчина, и Мэрген чуть было не подстрелил его, однако Каару остановила лучника.

– Ты тот, кого обещала прислать Ниневия? – спросила жрица.

– Я буду олицетворять воздух, – кивнул мужчина, и все немного расслабились.

Он попросил называть его просто отшельником, и подробно рассказал, что и как они будут делать. Он рассказал о молитве, которую каждый из проводников должен прочитать возле алтаря, находясь в определенных местах и в строгом порядке. Рассказал он также и молитве, которую должен будет произнести Янар, но тот и так ее знал. Старая, даже древняя, она представляла собой простое прошение соединиться с богом, стать огнем. Сгореть, если попросту.

Этот вечер они провели в тишине, просто сидя вокруг костра. Отшельник присоединился к ним, но от всех расспросов уклонялся, уходил от ответов, и вскоре от него отстали. На следующий день он очистил алтарь от травы и лозы, что обвила древний камень, открыв его первозданный вид. Небольшой, чуть выше колена взрослого человека, он был широкий, так, что можно лечь, хоть ноги и свесятся. И весь испещренный символами. Как рассказал отшельник, этот алтарь – все, что осталось от древних построек, не защищенных жрецами Идриса. Когда Мальфри решил узнать, кто же поставил его здесь, отшельник ответил «драконы», и надолго замолчал, просто не замечая взволнованных расспросов скальда.

Наконец, время пришло.

На самом закате, когда обе полные луны ярко осветили поляну, обе жрицы, а также Мальфри и отшельник выстроились вокруг алтаря. Первой начала Каару. Она говорила быстро, привычным образом обращаясь к своей богине, и четырехрукая не замедлила явиться. Каару почувствовала, привычную уже ярость, охватившую все ее существо, бушующий в самом сердце огонь. Но помимо привычных ощущений, ее также налила чужая и незнакомая доселе мощь. В этот момент Каару почувствовала, будто может сжечь весь мир и уничтожить всех живших под лунами, и никакие мечи, ни в одной паре ее рук не понадобятся.