Папа попытался оторвать ее от койки и заключить в объятия. Ну нет, хватит уже, чего они все рвутся ее обнимать? Она что им, разрешение давала? Саша оказала яростное сопротивление и даже успела добежать до двери каюты.
– Пусти! Пусти меня, я пойду!
– Успокойся сначала, а потом уходи на здоровье, – резонно заметил отец.
Саша вернулась и села на койку, схватила фотографии.
– Осторожно, не лапай, замусолишь еще.
– Дались тебе эти фотки.
– Это память, Саша. Это моя жизнь. Это жизнь, в которой была мама.
– Расскажи про нее, – попросила Саша жалобно, – расскажи, что бы она сейчас нам сказала.
Это была их любимая игра, Саши и папы, представлять, что мама жива, что она здесь, с ними, и что бы она сделала или сказала по тому или иному поводу. Саша стеснялась такой игры, долго не говорила Дугу, думала будет смеяться, но он понял и смеяться не стал. Он вообще был нормальный, пока не пошел работать наверх… а теперь что уж тут.
– Мама бы сказала, что мы с тобой большие молодцы.
– А она не сказала бы, что я веду себя как дура ненормальная?
– Нет, конечно. Она бы тебе сроду такого не сказала. Она бы поняла… Она тебя очень любила. Тогда, раньше, мы все думали, что мы гораздо быстрее доплывем, так быстро, что вы не успеете и школу окончить. Будем жить на новой земле после Прибытия. Мама так этого хотела… Она очень любила сады, твоя мама. Раньше у нее был большой дом и был сад. Там цвели яблони.
– А где был ты?
– А я? Э… а я рядом, неподалеку. Я своей жизнью занимался, не думал, что мы с твоей мамой вместе будем. Но всегда ее любил, кажется, всю жизнь, даже когда еще не был с ней близко знаком. Я раньше был учителем.
– Прости меня, пожалуйста, папа. Прости, ладно? Я не хотела тут. Так. Ну, в общем вот все вот это.
– А я уже простил, сразу, еще до того, как ты это все устроила. Пойдем, там еще не все гулянки окончены. Я бы пошел и один, но с тобой мне приятнее.
– Ну пойдем, ладно…
Гуляла вся рекреация, от мала до велика, били в барабаны, горели в железных бочках костры, даже Проверки, и те отдыхали, ни за чем особо не следили, и произойти могло что угодно, например пожар. Религиозные пели про Прибытие и про то, что до него осталось еще чуть-чуть меньше, чем было год назад.
Отец устремился к помосту, где разливали сидр, Саша осталась стоять, понаблюдав какое-то время за несинхронными движениями людей, плясками, полными отчаянья и надежды, и отошла в тень. Уселась на ящик и подперла голову ладонью, зажав себе рот. Вспомнила, как это сделал Дуг, и пыталась понять разницу между своей и Дуговой ладонью. У нее начинала болеть голова.
– Придурки, – сказала она с обидой. Это было резюме, которое она вынесла всему этому миру, событиям последних дней, Дугу, его распрекрасной Елене и себе самой.
– Которые и когда?
От неожиданности Саша прикусила собственную ладонь. Из темноты на нее смотрел человек, три огонька светились, бликуя от костров в бочках, – два глаза и серебряная серьга.
Лот, настоящий Король Ковчега, вышел из темноты, как будто отлип от стены трюма, и бесшумно скользнул к ней, волоча за собой тень.
– Вообще все. И я тоже.
– И даже я?! – Он смешно поднял брови, левую и правую, переломанную шрамом. – Ты больше не восхищена знакомством с Королем?
– Не-а. Ты же ничего не делаешь, только ломаешься и все.
– Конечно, так и есть, – сказал он легко. – А что сегодня делала ты, храбрая революционерка? Ты уже убила Капитана? Кто рулит Кораблем? Мы уже, я надеюсь, сменили курс и плывем далеко-далеко, в бирюзовую даль безоблачного неба?
«Он, наверное, знает, что оно серое и все в дожде, – подумала Саша. – Видел же наверняка».
– Лот, а скажи, кем ты был до отплытия? Чем занимался?
– До отплытия, то есть на нашей родной матушке-земле, я был ребенком и занимался ровным счетом ничем, кроме как ожиданием своего светлого будущего, милая Саша. Ты удивлена? Это же сколько мне лет, по-твоему?
– Не знаю, выглядишь на все сто пятьдесят! – огрызнулась Саша, а Лот выхватил из ее рук жестяную кружку, подобранную у ящика. Сделал вид, что силится рассмотреть в блестящем металле свое отражение.
– И вправду, что-то потолстел и подобрюзг! Не думал, что со стороны это так заметно. Даже в такой полутьме, – добавил он трагическим шепотом.
Саша не выдержала и засмеялась.
– А уже здесь, на Ковчеге, я был комедиантом. Я клоун, ты не замечала?
– Ну да, что-то есть такое… клоунское. Только не смешное совсем.
Лот присел на ящик рядом с ней, и какое-то время они молча наблюдали за людьми трюма.
– Людям же нужен праздник. И я веселил людей. Говорят, у меня неплохо получалось. Вот и ты развеселилась.
– А я и не грустила.
– А ты не свисти свистуну, наивная душа.
– Ты хотел меня в бордель отдать.
– А теперь перехотел.
– Это что, была проверка?
– Может быть да, а может быть и нет.
– Почему именно меня? Девчонок пруд пруди же. Красивых, – добавила Саша, вспомнив о Елене.
– Ты интересная, вот поэтому.
– И почему же не отдал?
– По той же причине.
Саша вздохнула. Чувствовала, что он врет, но, наверное, лучше сидеть так здесь, с ним, чем где-то – одной.