Подпись внизу, как и в прошлый раз, гласила:
В моей голове сразу же всплыла картина годичной давности, когда я, прогуливаясь по вечернему саду, наткнулся на незнакомца в черном шерстяном плаще, от которого получил точно такое же письмо, запечатанное черным воском. Тогда в нем сообщалось о смерти османского принца Алаэддина, что впоследствии и подтвердилось. Теперь же – известие о новом крестовом походе.
Сомнений быть не могло: эти письма написаны одной и той же рукой. Но кто этот таинственный союзник, что скрывает свое имя и получает столь важные новости еще до того, как о них становится известно в Константинополе и Эдирне? И, главное, какие цели он преследует?
Поиск ответов на эти вопросы занимал теперь все мои мысли. Даже то, как это письмо попало сюда, стало интересовать меня гораздо меньше, едва я вспомнил, сколь ловко и бесшумно пробирался по саду тот загадочный незнакомец, что впервые принес мне подобную записку.
Хорошо поразмыслив, я пришел к выводу, что имею дело не с отдельным человеком, а с каким-то тайным орденом, коих мне самому было известно немало. Впрочем, ни одно из подобных тайных обществ не могло располагать такой информацией и тем более не стало бы делиться ею со мной, обычным посланником императора, не имеющим ни власти, ни богатств.
Моя голова раскалывалась от вопросов, на которые невозможно было найти ясного ответа. Наконец, отложив разгадку всех этих тайн до завтрашнего дня, я погрузился в беспокойный сон, еще не подозревая, что содержавшимся в письме предупреждениям суждено подтвердиться самым неожиданном образом.
Не успели первые лучи солнца коснуться острых шпилей минаретов главной городской мечети, как в мою дверь постучали. На пороге оказались двое рослых янычар с категорическим приказом великого визиря доставить меня во дворец.
Халиль был чем-то сильно взволнован, и, когда мы остались наедине, он протянул мне измятый листок бумаги и приказал прочесть. В османской письменности, основанной на арабском алфавите, я разбирался довольно хорошо, и потому выполнить просьбу Халиля не составило труда. Это была срочная депеша какого-то османского сановника из Румелии, и, когда я узнал ее содержимое, волнение визиря стало мне вполне понятным. Владислав действительно решился начать новый крестовый поход, хотя с момента подписания мирного договора в венгерском городе Сегеде не прошло и месяца.
«Мой таинственный знакомый опять оказался на шаг впереди», – подумал я, вспоминая содержание вчерашнего письма.
– Мы знаем друг друга довольно давно, – напрямик сказал великий визирь. – Поэтому скажи честно: твой император догадывался о затеях Владислава или, быть может, приложил к этому руку?
– Если он и знал, то не говорил мне об этом, – ответил я. – Впрочем, не думаю, чтобы император имел какие-нибудь договоренности с Венгрией. Для него сейчас куда важнее сохранить добрые отношения с султаном.
Это была ложь. Я прекрасно знал, какую опасную игру затеял император Иоанн, и осознавал ее последствия в случае неудачи. Вначале император подтолкнул Караман к войне против османов, затем позволил Орхану покинуть Константинополь, что привело к восстаниям в турецкой Румелии. И вот теперь Владислав, нарушая условия десятилетнего перемирия, собирает армию и выдвигается в поход на Адрианополь. Как тут не вспомнить недавний приезд кардинала Чезарини? Похоже, император и папский легат нашли способ убедить молодого короля в необходимости военных действий.
– Надеюсь, что твои речи правдивы, Георгий, – вздохнул Халиль, забирая письмо из моих рук. – Но я теперь не склонен доверять ни словам, ни даже клятвам христиан. Передай своему императору, чтобы он никоим образом не пытался помогать Владиславу. Иначе войска Мурада вновь окажутся у стен Константинополя, и на этот раз я ничем не смогу вам помочь.
Великий визирь Чандарлы Халиль-паша уже не раз смирял гнев султана, когда тот вновь и вновь порывался захватить столицу ромеев. Визирь не был другом греков, но и врагом их тоже никогда не стал бы, поскольку с самого раннего детства впитал любовь к нашей культуре. Воспитанный на трудах Аристотеля и Платона, часто гостивший в Константинополе, Халиль не мог устоять перед мистическим очарованием древней цивилизации, которая хотя и утратила былой блеск и роскошь, но при этом смогла сохранить свою неподражаемую глубину. И пусть свет Восточной Римской империи слабеет день ото дня, ее великое наследие не позволит угаснуть ему навсегда. В этом я не сомневался.
Визирь окинул меня задумчивым взглядом и продолжил:
– Кроме того, я хочу, чтобы Иоанн позаботился о судьбе Орхана. Шехабеддин поклялся насадить его голову на пику и отослать султану. Полагаю, что владыке такой подарок придется по душе, поэтому самозванцу впредь лучше не покидать стен Константинополя.
– Я передам василевсу ваши слова, надеюсь, что он примет их к сведению.