Глядя на хмурые лица солдат, я понимал, что особого энтузиазма этот поход не вызывает. Многие из них мечтали вернуться к своим семьям, увидеть родной дом и хоть ненадолго вкусить спокойной, мирной жизни. Все это им обещал договор о прекращении войны, подписанный в Сегеде с османскими посланниками. Но перемирие, заключенное на десять лет, не продлилось даже десять дней, и вместо ожидаемого возвращения домой людей стали вновь загонять в строй. Вряд ли это могло подстегнуть боевой дух войска в грядущей кампании, но выбора не оставалась – слух о начавшейся мобилизации наверняка уже достиг Адрианополя, и, если не поспешить, султан начнет действовать на опережение.
– Не нравится мне эта затея, – бубнил Джакобо, вглядываясь в окутанную туманом даль. – С такой горсткой солдат нам не выстоять против османов. Разве что султана позабавим.
Мне были понятны его сомнения. Турки с легкостью могли бы собрать армию в десять раз большую, чем у нас, но мы преимущество во внезапности. На это и опирался Янош Хуньяди, составляя план грядущего наступления. Месяц, отведенный королем на подготовку похода, воевода использовал сполна, и к середине сентября все уже было готово к наступлению. Когда воины со всех подвластных Владиславу земель собрались около города Темешвара в Трансильвании, польский владыка направил несколько писем в Валахию и Сербию, где рассчитывал получить подкрепления по пути на Адрианополь. Однако реакция союзников оказалась весьма неожиданной.
Влад Дракул, валашский господарь, недавно отпущенный султаном из плена, слишком хорошо знал, на что способны турки, и потому решил занять выжидательную позицию. А сербский деспот Георгий Бранкович и вовсе направил Владиславу письмо следующего содержания:
«
Такое поведение союзников ослабило решимость Владислава, но вездесущий Чезарини не мог позволить королю отступить в самый последний момент.
– Сербский деспот так говорит, потому что боится гнева султана больше, чем гнева Господа нашего! Думаю, что по дороге на Адрианополь следует ненадолго задержаться в его резиденции в Смедереве, пусть он посмотрит на славных мужей, отправляющихся в этот поход, и, быть может, тогда его решение изменится в нашу пользу.
– Вряд ли это произойдет, – хмуро проговорил Янош Хуньяди. – Все это время Бранкович вел тайные переговоры с султаном и наверняка заключил выгодный для себя мир за нашей спиной. Боюсь, на его поддержку нам рассчитывать не приходится.
– Не может такого быть! – воскликнул Владислав, отбрасывая письмо прочь. – Георгий не только наш союзник, но и мой личный друг, я глубоко уважаю его и никогда не поверю, что он может поступить бесчестным образом!
– В таком случае вам нужно переговорить с ним лично, – предложил Хуньяди. – Отправимся в Смедерево, как подсказал вам господин кардинал.
– Что же, я поговорю с ним, – кивнул Владислав. – Уверен, он не откажет мне в помощи.
Богатые дары, которыми сербский деспот одарил Владислава, не могли смягчить царящего в шатре напряжения.
– Значит, мы не можем рассчитывать на твою поддержку, – медленно проговорил польский король.
Георгий Бранкович, которому был явно неприятен этот разговор, ответил:
– Я уже много раз говорил тебе: для войны сейчас не самое подходящее время. Когда ты ехал сюда, наверняка видел, в какой ужасной разрухе пребывает мое государство. Еще немного, и страну охватят голодные бунты, о каком походе может теперь идти речь, когда даже мои воины недоедают!
– Содержание твоих людей я готов взять на себя, – сказал Владислав. – Они получат и еду, и одежду, если нужно.