Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова

Мой провожатый дал мне знак оставаться, а сам вошел с докладом. Потом высунулся из-за двери и дал знак заходить.

Что я ожидал увидеть? Обычную воровскую малину, ну, может быть, облагороженную в духе нынешней «Треисподней» – с электричеством и обоями. А вот чего я увидеть не ожидал никак, так это библиотеки в английском стиле. И все-таки большая комната, в которую я вошел, выглядела именно так – обитая зелеными полосатыми обоями, кажется, шелковыми, по стенам она была уставлена превосходными книжными шкафами. С потолка свисала большая люстра богемского хрусталя. В глубине стоял стол с бронзовым прибором для письма. А слева, у настоящего камина, труба которого уходила в потолок, сидел в инвалидном кресле молодой человек восточной наружности в коричневом домашнем костюме. На коленях у него лежала книжка, закладкой которой служила старая новогодняя открытка за 1895 год.

– Добрый вечер, – сказал он практически без акцента. – С кем имею часть?

– Владимир Алексеевич Гиляровский, – представился я, ошарашенный и обстановкой, и видом своего визави. Я представлял его таким молодым азиатским волком, почему-то в папахе и бурке, небритым и жестоким – под стать тому самому Исмату, который, честно говоря, меня пугал. Но Абубакар был похож скорее на молодого писателя.

– Извините, что не встаю, – сказал юноша. – Сами видите… Исмат, подай Владимиру Алексеевичу стул и принеси что-нибудь закусить. А вы снимите пальто и положите на банкетку. Здесь тепло.

Я сделал все, как он велел, и сел на стул, принесенный «котелком».

– Исмат сказал, что вы были знакомы с моим отцом и у вас ко мне какое-то дело.

– Да, – кивнул я.

– Когда вы с ним познакомились?

– Где-то лет десять назад, на Конной.

– А! – сказал Абубакар. – Мне было тогда лет пятнадцать. Он помолчал, пока Исмат устанавливал между нами небольшой инкрустированный столик, а потом расставлял бутылки с вином и тарелки с закусками.

– Прошу, угощайтесь, – предложил Абубакар. – По нашим правилам, если я вас угощаю, значит, вы гость, – он указал глазами на Исмата, – и вас никто не посмеет тронуть.

– Да, знаю, – ответил я. – Спасибо.

Он неловко дотянулся до бутылки и плеснул вина в два стеклянных бокала. Я выпил, а он лишь пригубил.

– Скажите, – спросил он, – вы не тот ли самый Гиляровский – писатель и журналист? – Тот самый. Он кивнул:

– Для меня большая честь принимать вас у себя. Однако могу ли я вас попросить оставить нашу встречу в тайне?

– Безусловно, – пробормотал я, закусывая нежным бараньим ребрышком.

Абубакар улыбнулся:

– Удивлены тем, что видите?

– Очень.

– Ничего удивительного. Видите ли, я родился с такими ногами. И отец отослал меня в Москву к дальним родственникам. В горах не место таким, как я… Во всяком случае, в момент моего рождения было именно так. Поэтому я получил несколько другое воспитание, чем мои сверстники. Потом отец был вынужден и сам покинуть горы, перебрался сюда со своими родичами. Исмат – мой двоюродный дядя, да и остальные… В Москве он пытался устроиться, долгое время занимался продажей лошадей, но, скажем так, не выдержал конкуренции. А тут подвернулось это помещение… Вы знаете, что это за место?

– Да.

– Тут был игорный притон. Но мы его несколько переделали. Теперь живем и работаем тут. Конечно, это не совсем то, о чем я мечтал… Но, с другой стороны… После смерти отца дело перешло ко мне, хотя я этого и не хотел. Однако надо кормить целую кучу людей, вы понимаете? Я кивнул.

– Вот так. К сожалению, здесь бывает мало приличных людей, с которыми можно вот так посидеть, поговорить. Исмат зовет меня вернуться в горы – теперь уже можно, наши враги, как он говорит, ослабли. Но эта перспектива пугает меня больше, чем заточение в этом подвале. Здесь хотя бы есть книги, вот этот камин, возможность время от времени ездить в театр. Здесь есть пресса. Здесь культура… А там? Да и дело уже хорошо налажено – нас никто не трогает. Полиция мирится с нами, потому что мы установили с ней хорошие отношения. Да и потом… Я всю жизнь прожил в Москве и горы помню плохо. Они мне даже больше не снятся, как раньше, когда я был совсем ребенком. Что вы думаете?

– Думаю, вы правы, – сказал я. – Просто поймите и меня: увидеть здесь все это – для меня совершенно неожиданно. Раньше тут было все совершенно по-другому.

– Да, знали бы вы, сколько мусора отсюда пришлось вывезти! – согласился он. – Впрочем, извините меня за болтовню. У вас ко мне дело. Я вас слушаю.

– Дело вот в чем, – сказал я, отставляя свой бокал в сторону. – Ваши люди искали недавно неких братьев Бром. Старший, Аркадий, задолжал вам двадцать тысяч. Но он был убит, и Исмат, которого я случайно встретил, сказал, что долг перешел на его брата – Леонида, фотографа. Этот фотограф шантажировал одну мою знакомую – как я понимаю, именно для того, чтобы найти деньги для уплаты долга вам. Потом этого фотографа тоже нашли зарезанным. Я подумал, что это сделали ваши люди.