Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова

– Вы слышали эту историю, Надежда Петровна?

– Нет.

– Только не расспрашивайте Гиляровского. Спросите у самого Качалова. Качалов расскажет намного лучше и, как мне кажется, правдивей, чем Владимир Алексеевич.

– Константин Сергеевич! – возмутился я.

– Все-все-все! Идите скорей, – заторопил нас Станиславский, – а то Надежда Петровна совсем продрогла. Да и не стоит на улице долго торчать с этим-то…

Он указал тонким пальцем на ридикюль Ламановой.

Тепло распрощавшись со Станиславским, мы с Надеждой Петровной пошли в сторону Большой Дмитровки, где Ламанова держала свое ателье.

– И на кого будете шить, Надежда Петровна? – спросил я. – Книппер играет?

– Книппер, Савицкая, Лилина – это, кажется, главные героини, – ответила она. – Но все так быстро – давай-давай, время поджимает!

– Вы только женские платья будете шить?

– Нет! Представляете, Константин Сергеевич доверил мне полный гардероб! Буду шить и на Мейерхольда, и на Громова. На всех. И даже второстепенные обшивать буду.

– Зачем вам такая морока? У вас, наверное, и своих заказов хватает.

Ламанова резко остановилась.

– Вы что, Владимир Алексеевич! Да это мечта, а не заказ!

– Хорошо платят? – спросил я, кивнув на ридикюль.

– Не в этом дело!

Она снова пошла вперед.

– А в чем?

– Вы, Владимир Алексеевич, представляете, кто мои клиентки?

– Да почитай вся Москва.

– А что это за «вся Москва»? Нет, я не хочу ничего обидного сказать про этих дам, но ведь с ними положительно не о чем поговорить, кроме как о французских тканях, французских модах и французском крое. Да еще они пытаются вечно втянуть тебя в какое-то болото своей личной жизни. Но хуже всего знаете что?

– Что?

– Они думают, что пришли к портнихе.

Слово «портниха» Ламанова выделила с презрением, выпятив нижнюю губку.

– «Только пообещайте мне, Надежда Петровна, что лично будете шить это платье»! И очень недоумевают, когда я им говорю, что шить лично не буду, потому как совершенно это не умею.

– Вы не умеете шить?

Надежда Петровна весело засмеялась.

– Конечно, умею! И шить, и кроить, и все-все-все. Но не буду! Не буду! Я не портниха, я – моделистка! Никак не могу вдолбить в эти женские головы, что моделистка и портниха – это не одно и то же! Мое дело – творить, придумывать, руководить процессом, а вовсе не сидеть за «Зингером», обметывая петли.

Я кивнул.

Через минуту Ламанова снова остановилась.

– А какие иногда странные клиентки ко мне ходят, Владимир Алексеевич! Хотите расскажу?

– Конечно.

– Иногда и не поймешь – откуда они берутся, кто они такие. Вроде приходит с виду обыкновенная горничная или гувернантка. Но такой гардероб заказывает – прямо как принцесса Габсбургская.

– И платят?

– В том-то и дело! Наши дамы, особенно из дворянок, как привыкли? «Сшей мне сейчас, а расплачусь потом, как мужу деньги придут». И тянут – порой и по полгода. Отказаться нельзя – обидишь такую мадам, так она потом начнет про тебя всякие гадости рассказывать, клиентов распугивать.

– А эти, которые горничные, они платят?

– Сразу! Вперед! Иначе я бы и не бралась. Вот летом пришла одна. Мы ей сшили прелестное вечернее платье. Я как бы между делом спрашиваю – к балу готовитесь? А она молчит, как в рот воды набрала. Только кивает.

– Странно, – заметил я.

– Больше того! Три дня назад я ее заметила неподалеку – на Страстном бульваре – с детской коляской! Катит коляску, одета как бонна, а рядом – солдатик идет, любезничает. Не офицер, а простой солдатик. Вот откуда у нее были деньги на платье, а? Солдатик дал?

Я пожал плечами.

– Пойдемте дальше, Надежда Петровна, а то мы тут торчим на виду у всех.

Ламанова прибавила шаг.

– Давайте, – предложил я, – мне ваш ридикюль. Он, наверное, теперь тяжеленький?

– Нет, – улыбнулась Ламанова, – я об него греюсь.

Мы повернули на Петровку и пошли через бульвар, по направлению к Страстному.

– Мне это не нравится, – сказала она наконец. – Все это попахивает скандалом. А ведь не первая такая простушка шьет у меня нечто дорогое.

– Не первая?

– Третья или четвертая.

– Да, странно…

– Я понимаю, когда приезжает какая-нибудь купчиха из Саратова или Нижнего. Тянется к моде, хочет в своем городе быть первой модницей. Это понятно. Ни манер, ни приличного образования – только мужнин капитал, составленный на торговле селедкой или дратвой. Или чем они там торгуют. С ними мучаешься, но они хотя бы понятны. А вот такие… Появляются из ниоткуда и в никуда исчезают! Что это за женщины? Откуда у них деньги? Я ведь беру много, Владимир Алексеевич. Мне мало брать нельзя – надо держать марку!