Последний леший

Ну, разумеется! Чтобы Сухмат, даже в самом сквернейшем настроении, и не заинтересовался бы прекрасным оружием? А тут такое этакое чудо! Да этот меч был даже и покрасивее того, что в степном кургане закрыт был…

— Меч как меч, — отозвался Дурий несколько сварливо, — что, ни разу меча-кладенца не видал, что ли?

— Меч-кладенец… — повторил враз поверивший юноше Сухмат. Эти слова звучали для него, как прекраснейшая музыка, они манили его больше, чем нежнейшая из девушек…

— Да, меч-кладенец, мало ли их таких…

— А ты его что, сейчас здесь откопал? Тебе клад открылся? Как? — забросал Сухмат Дурия вопросами.

— Да нет, — покачал головой веснушатый, — я его наоборот, того, закапываю. Видишь — скала заветная, она над ним стоять будет… Потом переставлю… Сам виноват, все ленился да ленился, а как яму копать — землица и замерзла, — пожаловался сам на свою лень Дурий Бог.

— Как закапываешь? — не понял Сухмат, — ведь меч-кладенец искать-находить положено, раскапывать, слово заветное зная… А кто же его закапывает?

— Как кто? Я! — в свою очередь удивился Дурень, — Ну, посуди сам, глупая твоя голова, если мечи заветные кто-то откапывает, значит их перед этим закопали! Откуда же им в противном случае взяться? — и Дурий развел руками.

— Так ты его закапываешь? — Сухмат, окончательно обалдев, поверил и этому, тем более, что Дурень на его глазах уложил меч на дно ямы и начал забрасывать его землей, — Но почему ты? — вопрос был глуп, но надо же было чего-то сказать.

— Если не я, то кто? — ответ, кажется, стоил вопроса.

— И что, ты все мечи заветные закапываешь? — Сухматий, кажется, уже не знал, что и сказать…

— Если бы все! — голос Дурия стал сварлив, — с некоторыми еще как повозиться приходится! Вот давеча, лет всего… — он что-то посчитал на пальцах, — да совсем недавно пришлось один меч в камень запихать — да еще по самую рукоять! Вот возни было!

— А зачем… в камень? — удивился богатырь.

— Да поверье у них такое, кто его из камня вытащит, тот великим каганом станет… А, может, ханом… Как у них там, в этой… Британи, князья называются? Забыл… Может шахами?

— Ну и как, вытащил кто этот меч из камня? — заинтересовался Сухмат, которого мало интересовали самоназвания туземных князьков.

— А кто его знает… — пожал плечами Дурий бог, — Да и не все ли равно?!

— А я бы попробовал! — мечтательно сказал Сухмат.

— Бодливой корове Род рогов не дал! — заметил Дурий сварливо и вдруг переключился на Нойдака, — Я, между прочим, работал-трудился, землю копал-перекопал! И теперь голодный-преголодный! Я ведь кто? Твой бог, сам ведь признал! А богу положены требы, про между прочим…

— Какие требы? — растерялся Нойдак. Понятно, что слово «треба» не вызывала у него особого энтузиазма…

— А что есть в котомке вкусного, того и пожертвуй! — Дурий внимательно взглянул на походную сумку Нойдака, — Да не скупись, не говори: «На тебе боже, что нам не гоже!» Я-то все вижу! И зайца печеного, и каравай вчерашний, но вроде еще мягкий, и сало…

— Ну, раз ты такой всевидящий, — поклонился Сухмат, до которого, наконец, дошло, кто перед ним, — то милости прошу присоединиться к нашему скромному пирку!

— Вот, хорошего человека сразу видать! — резюмировал Дурень.

Пока все ели, Сухмат продолжал, слегка прибалдев, смотреть в рот Дурию. За свою жизнь он с кем только не едал — и с богатырями, и с князьями, и с ханами, и с ведунами, и с магами… Но вот нямнямкать в компании со всамделишным богом ему еще не приходилось. Хотелось что-то спросить такое умное, да ничто не приходило в голову.

— Слышал я, — наконец, решился Сухмат, — что немцы да греки поклоняются богу, Крестом называемому… Или Христом, но на кресте…

— Ну и что? — лениво отозвался Дурий, которого эта тема совсем не занимала, другое дело — печеная зайчатина…

— Видел я, как Перун силу являет, люди верные рассказывали, как Вия видывали, моему побратиму Лель являлся…

— Этот неженка? — Дурий сплюнул, — Неплохой, конечно, парень, этот Лель, но уж и пальцем его не тронь… Впрочем, ты, кажись, о другом?

— Да, вот хотел спросить, а есть ли этот самый Христ на самом деле? Или враки?

— Не знаю, есть ли, но что был — это точно! — Дурашка разлегся на травке, не обращая внимание на то, что было уже далеко не лето — впрочем, чего с него возьмешь — мало того, что бог, еще и дурень! — Было дело, говорит мне как-то одна подруга, Артюшка, бой-девка, про между прочим, вот и говорит она мне: пошли, мол, посмотрим, там нового бога делать будут. Ну я ей — лень, мол, а она — пошли да пошли, одной мне, мол, скучно, а я тебя пирожком угощу сладким, все равно там уже все наши собрались! И, действительно, все там наши были. Перун, как сейчас помню, таким отвратным иудеем перекинулся, с такими сальными пейсами, как его… раввином, и все кричал: «Распни его, распни!». Правда, его тогда не Перуном звали…

— А как?

— Как? Забыл, что-то такое, с харей связанное, ну бывает оное на роже…

— Родинки?

— Нет!

— Может, бородавки?